Гарем ундер-лейтенанта Говорова. Олег Колмаков

сейчас о чём? – попытался уточнить Демидов.

      – О том, что с одной стороны общественность большинства европейских городов продажную любовь осуждает. С ней вроде бы, как борются… – поспешил пояснить Мирон. –…С другой стороны, из соображений «меньшего зла», данное явление оправдывается, регламентируется и упорядочивается. Более того, даже церковь готова закрыть глаза на этот богохульный разврат.

      – Ну, а чего ты хотел?.. – вставил своё слово Лазарев. – …Я слышал, что многими борделями владеют именно католические иерархи. При этом продажные девки соблюдают посты, участвуют в торжественных городских мероприятиях, порой выполняют какие-то представительские функции.

      – В Голландии, где я учился… – припомнил Говоров. – …Имеются целые «женские улицы», граничащие с городскими стенами.

      – Так ведь само слово «бордель»… – уточнил Лазарев. – …От французского «bord» – «край».

      – Как только не называют эти дома терпимости, в той же самой Голландии… – продолжил свои воспоминания Герман. – …И «женскими домами», и «домами дочерей», и «общими домами», и «открытыми домами», и «домами распутниц»… В то же время распутных девок именуют общими жёнами, общими бабами, бродячими дочками, продажными женщинами, развратницами, распутницами, свободными дочерями или просто милашками.

      – Ребята, о какой морали вы сейчас толкуете?.. – возмутился Демидов. – …Вам-то какое дело до европейской безнравственности? Лично я, обеими руками «за» «дома терпимости». Или кто-то из вас сейчас скажет, будто бы, ни разу не захаживал к продажным девкам? Не провёл в домах развратниц и полчаса, хотя бы из чисто мужского любопытства?

      – Кто бы спорил. Конечно, ходили… – вынужден был согласиться Лазарев. При этом он мечтательно закатил глаза вверх. – …Эти бестии такое иногда вытворяют…

      – В каком смысле «вытворяют»? – с искренней любопытством задал свой вопрос Говоров.

      – О том, что проделывают эти блудницы. Как они порой опускаются на колени и своими нежными губками… – с нескрываемым удовольствием принялся объяснять Демидов.

      Однако его тотчас же оборвал на полуслове Русаков.

      – Срамота это всё, и бесстыдство…

      – Heren, alstublieft…

      Чужой посторонний голос, прозвучавший как-то совсем уж неожиданно, заставил офицеров замолчать и оглянуться.

      Сразу за спиной Говорова стоял измождённый, небритый мужчина. Одет он был в старый, потёртый, а в некоторых местах и откровенно дранный военный камзол. Сложно было определить его возраст, что-то от пятидесяти до шестидесяти лет. Руки незнакомца дрожали. Судя по говору и произнесённой им фразе, которая в переводе на русский означала: «господа, будьте так любезны…» – тот престарелый мужчина являлся голландцем.

      – Чего тебе, юродивый? – на правах старшего поинтересовался Русаков.

      – Ik ben een voormalig Navigator van het fregat «Fortuna»… облизнув губы, кое-как выдавил из себя оборванец.

      – Говорит, что он бывший штурман фрегата «Фортуна», – пояснил Говоров, за годы учёбы немного освоивший