Наездница. Сожженная тобой. Людмила Райот

с семи я занят с лошадьми.

      Сказав это, он ушел. Я тоже, взмахнув юбками, развернулась и направилась к дому. Меня нагнал запыхавшийся Джеймс.

      – Ты назвала его «конюхом»? Нет, серьезно? – он покатывался со смеху. – Считай, он уже у твоих ног2!

      – Отстань, – раздраженно отмахнулась я от него. – Как думаешь, он серьезно насчет шести утра? Это же несусветная рань!

      – Более чем, – продолжал веселиться брат. – Все нормальные часы уже заняты занятиями со мной, Годди и Уиллом. Прости!

      Я застонала, поднимаясь по ступеням парадного входа. Лакей с поклоном распахнул перед нами тяжелые створки дверей, и мы оказались внутри имения. Каблуки застучали по мрамору пола, эхо шагов отразилось от высокого свода и расписных стен, преследуя нас по пятам.

      Дворецкий Джозеф встретил нас в начале широкой, ведущей на второй этаж лестницы.

      – Лорд, леди, – он почтительно поклонился. – Идемте. Ужин только что начался.

      Мы с Джеймсом дружно переглянулись и проследовали вслед за ним. С точки зрения Джозефа нет ничего страшнее, чем опоздать на завтрак, обед или ужин. И его можно понять: шеф-повар имения и пара кухарок только тем и занимались, что готовили горы еды, лишь бы угодить взыскательным вкусам нашего не столь многочисленного семейства. Хотя, как по мне, эти совместные приемы пищи – скука смертная.

      Очередные двери с готовностью распахнулись перед нами, и мы оказались в богатой гостиной. Слева пылал камин, множество подсвечников по всей комнате создавали торжественную атмосферу. В центре стоял длинный, заставленный едой стол, а нависала над всем этим изобилием хрустальная люстра.

      Мы с кузеном прошмыгнули внутрь и заняли причитающиеся нам по праву места. Я – слева от главенствующего и, как всегда, пустого стула графа О'Коннора, Джеймс – справа, сразу за старшим братом и его женой. Сидящий следом Уильям радостно улыбнулся нам и заерзал, но был осажен строгим взглядом Годвина.

      Пока мой отец отсутствовал, Годвин исполнял обязанности управляющего имением и главы семейства – тридцатилетний барон О'Брайан как раз заканчивал читать молитву. Его супруга, леди Алисия, на миг подняла глаза и тут же опустила их вниз, к сложенным в молитвенном жесте рукам. Во всей ее позе читалось молчаливое неодобрение.

      Я последовала примеру остальных, склонив голову к сплетенным под подбородкам ладоням, старательно выражая смирение и благодарность Господу Богу за дарованный ужин. «Скромной», по словам Годвина, трапезой можно было бы накормить с десяток таких семей, как наша. Оставшиеся после ужина блюда отдавали слугам, а оставшимся после слуг потчевали скот. Спасибо, Боже, что не забываешь ни о ком на этой грешной земле!

      – Мне кажется, или запахло лошадиным навозом? – спросила Алисия, стоило отзвучать последним словам молитвы.

      Годвин вздохнул и взмахнул ажурной салфеткой, аккуратно заправляя уголок тканевого квадрата за воротник.

      – Джеймс! Я же просил переодеваться после занятий.

      – Дело не во мне, – возразил юноша. –

2

Для берейтора обращение «конюх» вполне могло показаться оскорбительным. Конюх (он же грум или коновод) занимается простой, «грязной» работой на конюшне: уборкой денников, чисткой лощадей и пр. Берейтор же – квалифицированный специалист, занимающийся подготовкой чистокровных лошадей к скачкам и соревнованиям.