Наездница. Сожженная тобой. Людмила Райот

пахло навозом, да и мое появление среди конюхов и грумов могло запросто спровоцировать лишний переполох. Я пошла по длинному коридору, по обе стороны которого находились денники. Днем табун пасся в поле, поэтому сейчас здесь было тихо. Вскоре с противоположного конца коридора донеслось знакомое ржание, и я с облегчением устремилась вперед.

      При виде одинокой, запертой в стойле Айрин у меня сжалось сердце. Я непослушными руками сняла засов со створок денника и вошла в стойло к лошади. Промелькнула мысль – вот бы выпустить ее к остальным кобылам! – но потом решила проявить покладистость. Раз Брукс решил, что сегодня ей лучше не выходить из конюшни, пусть будет так.

      – Здравствуй, Птица, – под ногами зашуршали опилки: в деннике сегодня не убирались, но я не обратила на это внимания. Все равно платье уже малО. После обещанной Алисией поездки к портному в нем только в конюшню и останется ходить.

      Сквозь маленькое окошко проникал дневной свет. Лучи расчертили полумрак здания, в косых полосах солнца весело кружились пылинки. Кобыла потянулась ко мне, и я потрепала ее по холке, погладила по морде, аккуратно почесывая гладкую шерсть. Запустила пальцы в гриву и заметила – она заметно поредела за последнее время. Сегодня лошадь выглядела не в пример хуже, чем вчера. Пока ее хозяйка росла и крепла, Айрин неуклонно приближалась к старости, и я эгоистично не замечала этого, гоняя ее по полям в хвост и в гриву.

      – Прости меня, – вздохнула я и обняла кобылу, прижавшись щекой к ее теплой мускулистой шее.

      Злые языки могут что угодно рассказывать о моей ненормальной страсти к лошадям, но с Айрин меня связывали особые узы. Я чувствовала в ней родственную душу. Она была моим единственным другом кроме Джеймса – да и в дружбе последнего я в последнее время начала сильно сомневаться.

      Внезапно мне захотелось сделать для Птицы что-то приятное. Как-то развлечь ее, выразить признательность… На деревянных досках денника висело несколько щеток и металлическая скребница. Я начала с щетки с редкими зубьями. Неуверенно взяла ее в руку, принялась расчесывать гриву лошади плавными движениями. Айрин замерла, прислушиваясь к моим движениям, но не испугалась, и я осмелела. Расчесывала ее до тех пор, пока грива не залучилась красивым холодным блеском, а потом взялась за хвост: прошлась по нему щеткой от основания до самых кончиков, превратив его в сверкающий водопад волос.

      Хм, а это, оказывается, не такая грязная работа, как казалось раньше! Воодушевившись, я продела руку через ремешок скребницы, и прижав его к боку лошади, провела им вниз. Айрин всхрапнула и шарахнулась от меня в сторону.

      – Не так! – раздался за спиной мужской голос, и я отпрянула от неожиданности, испугавшись ничуть не меньше Птицы.

      – Скребок слишком жесткий для этого, – внутрь денника вошел Адам Брукс. – Им нужно делать вот что…

      Берейтор взял инструменты из моих ослабевших рук и, продев металлические иглы скребницы между деревянными