Недосказанность на придыхании. Татьяна Миллер

ещё глубже. Среди продуктов питания, которыми усиленно кормила меня моя Мама, был творог. В то время, он продавался на вес: был он сухим и рассыпчатым, как мелкие сухие мягкие камушки, вперемежку с таким же мягким сухим песком. Запивать мне его ничем не разрешали, чтобы не наполнить свой желудок водой. Чем-то заправлять его или добавлять сахар, Мама, по до сих пор, непонятным мне причинам, также отказывалась. Так и надо было мне толкать этот сухой творог в глотку, через которую он просто не пролезал, а так и застревал, вызывая во мне першение и задыхание. Слюны, для проталкивания его внутрь мне не хватало. Понятное дело, я отказывалась это кушать и сидела часами на кухне, потому что, «пока не съешь … » и – далее, следовало из внушительного списка: не будешь смотреть телевизор, не пойдёшь гулять и так далее. Затем, случилось вот что: каким-то образом, я оказалась в другом городе у свекрови моей Мамы, которую она на дух не выносила и, которая, в свою очередь, презирала мою Маму. Что произошло и почему я в первый и последний раз в своей жизни у неё оказалась в чужом городе и даже прожила два дня – я не припомню, да и вряд ли мне объяснили правду. Так вот, эта малоизвестная мне «бабушка», тоже подала творог на завтрак, но обильно смешала его со сметаной и посыпала сахаром. Я уплела в мгновенье, а заодно рассказала о том, как Мама меня заставляла кушать этот творог сухим. Свекровь, разумеется, упрекнула Маму в неумении даже кормить собственного ребёнка, а Мама, в свою очередь, узнав о моей откровенности, упрекнула меня в том, что я «предала собственную Мать». Любопытно то, что она запомнила это предательство на всю жизнь и даже после моей эмиграции, напоминала мне об этом.

      Бабушка была аккуратна до болезненности, остервенелости: чистота в её квартире была устрашающая. Скромная обстановка, только необходимая мебель, никаких излишеств и – ни единой пылинки или грязнинки, а воздух, словно тщательно отфильтрован и дезинфицирован кварцевой лампой, – в больницах такого не было! У меня тогда были длинные блондинистые волосы и она, каким-то образом, обнаруживая своими состарившимися глазами очередной выпавший на светлом ковре, поднимая, с неприязнью и отвращением, говорила: «опять твоё волосьё!».

      Но вернёмся же к гранатовому соку … Не забыли ещё, о чём шла речь? Промотайте назад.

      Как я уже сказала выше, сок этот, был концентрированный: терпкий, горьковатый и ядовито переслащенный. Мама его водой не разбавляла, а выдавала мне в чистом виде, наполняя целый, до краёв гранёный стакан, при этом не предлагая ничего, чтобы его запить.

      С резким, повелительным и убедительным тоном: «пока не выпьешь – из кухни не выйдешь» – она с грохотом захлопывала дверь, вызывая дрожащий перезвон стёкол в двойном окне.

      Я оставалась один на один с этой бурой ненавистной мне дрянью и с такой изнывающей болью в детской Душе! Так я просиживала часами за светло-серым, квадратным пластиковым столом, наблюдая в окно и выдумывая истории, совершенно при этом не понимая суть и необходимость употребления этого сока.

      Время от времени,