Буря времен года. Эль Косимано

тело ноет после процедуры исправления, провоцируя оборонительную реакцию. Я замечаю бледно-фиолетовый синяк на костяшках его пальцев и гоню от себя воспоминания о холодной комнате, стараясь думать исключительно о Денвере – Страже с каштановыми волосами и подбитым глазом. Надеюсь, именно ему достался тот удар, из-за которого Хулио посадили под домашний арест.

      Хулио откидывает капюшон с моего лица и поджимает губы, глядя на то, как меня разукрасили. Небо темнеет, налетает порыв горячего ветра, вызванного вспышкой его гнева, рассеивает лепестки цветущей вишни над водой. Над маленькой бухтой, где полным-полно туристов, сверкает молния, заставляя их с криками бежать в укрытие. Женщина среднего возраста с висящей на шее камерой притормаживает рядом с нами. На ее лице – материнская обеспокоенность. Увидев наши синяки, она наверняка напридумывает себе всяких ужасов. Хулио насылает на нее порыв ветра, заставляя поспешно ретироваться, кутаясь в куртку.

      – Кто сотворил с тобой такое? – низким голосом грозно вопрошает он, когда женщина скрывается из вида.

      – Стражи Кроноса, – отвечаю я чуть слышно. – На прошлой неделе четверо из них подстерегли меня в темном переулке.

      – Ради исправления.

      Я вскидываю голову, не в состоянии скрыть удивление. Разлившаяся по его лицу горечь свидетельствует, что и самому ему эта процедура не чужда.

      – Это из-за меня? – уточняет он.

      Понимаю ход его мыслей. Я и сама так поначалу подумала. В отчетах о моей смерти никогда нет ни слова о борьбе или кровопролитии. Но прежде в Центре Управления на это никогда не обращали внимания.

      – Нет, – отвечаю я. – Не из-за тебя.

      Я прикусываю изнутри свои и без того болезненные щеки, чтобы скрыть румянец.

      – Что ты натворила? – сдавленно интересуется он.

      Я не знаю, как объяснить так, чтобы не представить ситуацию в еще более худшем свете.

      – Черт, Флёр, неужели ты…

      – Нет! А даже если и так, это не твое дело.

      Я с корнем вырываю из земли одуванчик. Никого не должно волновать, кого я поцеловала или с кем хочу уединиться. И уж конечно только меня касается, в кого мне влюбляться.

      – Я как раз хотел спросить, задумывалась ли ты о том, как опасно близко подобралась к красной черте?

      – Большое спасибо! – восклицает Поппи у меня в ухе. – Рада, что хоть один из вас проявляет благоразумие.

      – Тише ты, – шепчу я, наблюдая, как последние туристы прячутся от непогоды. – Не нужно устраивать сцен.

      – Просто я беспокоюсь о тебе.

      Из передатчика Хулио доносится приглушенный поток ругательств. Мари, его куратор, на дух не переносит нашу ежегодную болтовню. Меня она и вовсе ненавидит, но я не могу ее винить, ведь именно им с Поппи приходится прикрывать нас после подобных разговоров – уничтожать записи камер наблюдения, редактировать снимки, подделывать отчеты…

      Я пытаюсь украдкой стереть слезу, прежде чем Хулио заметит, но замедленные рефлексы подводят.

      Осторожно, чтобы не дотронуться до кожи, он привлекает