Загадочная история Бенджамина Баттона. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

объяснение этому в медицинском журнале, но выяснил лишь, что науке подобные случаи неизвестны. По настоянию отца он честно пробовал играть с другими мальчиками, но предпочитал спокойные игры – футбол приводил его в трепет: он боялся, что, если ему переломают старческие кости, они уже никогда не срастутся.

      Пяти лет от роду его отдали в детский сад, где он приобщился к великому искусству наклеивать зеленые бумажки на оранжевые, плести цветные узоры и изготовлять бесконечные картонные украшения. Случалось, он засыпал, не выполнив урока, – эта привычка сердила и ужасала его юную наставницу. К счастью, она пожаловалась родителям, и его забрали оттуда. Баттоны объяснили своим друзьям, что мальчик, как им кажется, еще не дорос до детского сада.

      На двенадцатый год после его рождения родители наконец к нему привыкли. Воистину столь велика сила привычки, что они уже не видели разницы между ним и другими детьми – разве только иногда какая-нибудь его странность напоминала им об этом. Но однажды, вскоре после того, как ему исполнилось двенадцать, Бенджамин взглянул в зеркало и сделал поразительное открытие. Он не поверил своим глазам: неужели пробивавшаяся из-под краски седина на тринадцатом году его жизни приобрела серовато-стальной оттенок? Неужели сеть морщин на его лице словно бы сгладилась? Неужели кожа стала свежей и упругой, а на щеках, словно тронутых зимним морозом, даже заиграл легкий румянец? Его одолевали сомнения. Он замечал, что больше не сутулился и здоровье его заметно окрепло со времен младенчества.

      «Возможно ли?..» подумал или, вернее, едва осмелился подумать Бенджамин.

      Он пошел к отцу.

      – Я вырос, – решительно объявил он. – Купи мне длинные брюки.

      Отец задумался.

      – Право, не знаю, – сказал он наконец. – Длинные брюки обычно носят с четырнадцати лет, а тебе только двенадцать.

      – Но ты должен признать, – возразил Бенджамин, – что я довольно крупный ребенок для своих лет.

      Отец бросил на него неуверенный взгляд.

      – Ну, я этого не нахожу, – сказал он. – В двенадцать лет я не уступал тебе.

      Это была ложь: Роджер Баттон давно вошел в сделку с совестью, молчаливо притворяясь, будто его сын вполне нормальный ребенок.

      Наконец был найден компромисс. Бенджамину по-прежнему придется красить волосы. Он будет стараться играть со своими ровесниками. Он обещает не носить очки и не гулять с тростью по улице. В награду за все это ему обещали купить длинные брюки.

IV

      Я не намерен много распространяться о жизни Бенджамина Баттона от двенадцати до двадцати одного года. Достаточно заметить, что за эти годы он неуклонно молодел. К восемнадцати годам он перестал сутулиться и выглядел пятидесятилетним мужчиной; волосы его стали гуще и слегка потемнели; он ходил твердым шагом, дребезжащий голос превратился в мужественный баритон. И тогда отец послал его в Йельский колледж держать экзамены, которые Бенджамин успешно сдал и был зачислен на первый курс.

      Через