Загадочная история Бенджамина Баттона. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

он сможет определить его в Йельский колледж, штат Коннектикут, где сам мистер Баттон целых четыре года был известен под недвусмысленным прозвищем Петух.

      В то сентябрьское утро, когда ожидалось великое событие, он встал в шесть часов, оделся, безупречно завязал галстук и, выйдя на улицу, устремился к клинике, торопясь узнать, зародилась ли в лоне ночи новая жизнь.

      В сотне шагов от Частной мэрилендской клиники для леди и джентльменов он увидел доктора Кина, пользовавшего все его семейство, который выходил из главного подъезда, потирая руки привычным движением, как будто мыл их под краном, к чему обязывает всех врачей неписаный закон их профессии.

      Мистер Роджер Баттон, глава фирмы «Роджер Баттон и К, оптовая торговля скобяными товарами», бросился навстречу доктору, вмиг позабыв о достоинстве, которое было неотъемлемым качеством южанина в те незабываемые времена.

      – Доктор Кин! – вскричал он. – Ах, доктор Кин!

      Доктор услышал это и остановился, ожидая мистера Баттона, причем на строгом докторском лице появилось весьма странное выражение.

      – Ну как? – спросил мистер Баттон, запыхавшись от быстрого бега. – Уже? Что с ней? Мальчик? Или нет? И какой…

      – Говорите вразумительно! – резко оборвал его доктор Кин. Вид у него был раздраженный.

      – Родился ребенок? – пробормотал мистер Баттон с мольбой.

      Доктор Кин нахмурил брови.

      – М-да, пожалуй… я бы сказал… в некотором роде. – Он опять посмотрел на мистера Баттона странным взглядом.

      – Как жена? Благополучно?

      – Да.

      – А кто у нас – девочка или мальчик?

      – Оставьте меня! – закричал доктор Кин, окончательно потеряв самообладание. – Сделайте милость, разбирайтесь сами. Безобразие! – Последнее слово он будто выплюнул Баттону в лицо и пробормотал, отворачиваясь: – Уж не думаете ли вы, что это поднимет мой врачебный престиж? Да случись еще хоть раз нечто подобное – и я разорен, такое кого угодно разорит!

      – Но в чем же дело? – вскричал мистер Баттон в ужасе. – Тройня?

      – Если бы тройня! – ответил доктор убийственным тоном. – Нет уж, ступайте полюбуйтесь собственными глазами. И найдите себе другого доктора. Я принимал вас, когда вы родились на свет, молодой человек, и сорок лет лечил ваше семейство, но теперь между нами все кончено. Не хочу больше видеть ни вас, ни вашу родню! Прощайте!

      Он резко повернулся, не сказав более ни слова, уселся в пролетку, которая ждала его у тротуара, и отбыл в суровом молчании. Ошеломленный мистер Баттон остался стоять на улице, весь дрожа. Что за непоправимое несчастье его постигло? У него вдруг пропало всякое желание идти в Частную мэрилендскую клинику для леди и джентльменов, он помедлил немного, но все же пересилил себя, поднялся по ступеням и вошел.

      В сумраке приемной сидела за столом медицинская сестра. Сгорая со стыда, мистер Баттон подошел к ней.

      – Доброе утро, – любезно приветствовала она его.

      – Доброе утро. Я… я мистер Баттон.

      Ее лицо вдруг исказил ужас. Она вскочила, готовая, казалось, выбежать вон, и лишь с видимым трудом осталась на месте.

      – Я хочу видеть своего ребенка, – сказал мистер Баттон.

      Сестра тихонько пискнула.

      – О-о… пожалуйста! – воскликнула она, и в голосе ее послышались истерические нотки. – Идите наверх. Наверх. Вон туда.

      Она указала в сторону лестницы, и мистер Баттон, спотыкаясь на каждом шагу и обливаясь холодным потом, побрел на второй этаж. Там он обратился к другой сестре, которая встретила его с тазом в руках.

      – Я мистер Баттон, – едва вымолвил он. – Я хочу видеть своего…

      Дзинь! Таз со звоном упал на пол и покатился к лестнице. Дзинь! Дзинь! Таз мерно позвякивал о ступеньки, как бы разделяя всеобщий ужас, внушаемый Баттоном.

      – Я хочу видеть своего ребенка! – Голос мистера Баттона срывался. В глазах у него мутилось.

      Дзинь! Таз благополучно достиг первого этажа. Сестра овладела собой и взглянула на мистера Баттона с нескрываемым презрением.

      – Что ж, мистер Баттон, – произнесла она, понизив голос. – Как вам будет угодно. Но если бы вы только знали, в каком мы теперь положении! Ведь это сущее безобразие! Репутация нашей клиники погибла навсегда…

      – Довольно! – прохрипел он. – Я больше не могу!

      – В таком случае, мистер Баттон, пожалуйте сюда.

      Он поплелся за ней. Они остановились в конце длинного коридора, у двери палаты, за которой на все лады раздавался писк младенцев, – недаром впоследствии ее стали называть «пискливой» палатой. Они вошли. У стен стояло с полдюжины белых колыбелек, и к каждой был привязан ярлычок.

      – Ну? – задыхаясь, спросил мистер Баттон. – Который же мой?

      – Вон тот! – сказала сестра.

      Мистер Баттон поглядел туда, куда она указывала пальцем, и увидел вот что. Перед ним, запеленутый в огромное белое одеяло и кое-как втиснутый нижней частью туловища