Патриот. Жестокий роман о национальной идее. Алексей Колышевский

как-то не пошла, и Рогачев, которому неловко было прощаться первому, скорее ради приличия, задал профессору вопрос о том, «как там у вас дома».

      – А дома у нас теперь все совсем хорошо, – неожиданно ответил тот, – от супруги моей вам привет, да и от Настеньки тоже возьму на себя смелость передать. Просто ее сейчас нет рядом, они все втроем гулять ушли.

      Петр вдруг вспомнил о существовании Насти, о том, что прежде она была Гериной женой, и спросил:

      – А кто «они»-то?

      – А как же: и Герман, и внучек наш. Все вместе пошли в лес гулять, втроем. Мы ведь теперь за городом живем, на даче. На лечение Геры много денег ушло, вот и решили все на дачу переехать, в Переделкино, а квартиру в Москве сдаем. К тому же и внук у меня теперь, Алешка, так все с ним по очереди и нянчимся и…

      Но Рогачев оборвал его на полуслове, пересилив себя и сохранив спокойный тон, показывая тем самым, что судьба Геры после ранения для него не новость:

      – Да, кстати! Ведь я все собирался позвонить, поздравить, да вот руки не дошли пока. Так Гера поправился?

      – Ну, почти, – уклончиво ответил профессор, – здесь у нас и воздух и сосны, так что все ему на пользу.

      – А чем он теперь занимается?

      – А ничем он не занимается, – горестно ответил Герин тесть, – целыми днями у компьютера торчит. «Я, – говорит, – отсюда вижу, как управлять миром». Ну, мы уж не суемся, все-таки такое пережить довелось и ему, и нам всем…

      – Так. Пусть он мне позвонит, как вернется, – отрезал Рогачев.

      – Господи, Петр Сергеевич, благодетель вы наш, – профессор и не скрывал своей радости, – уж помогите ему, найдите для зятя моего хоть какое-то местечко, а то ведь гложет парня безделье это. Нет, вы вдумайтесь только! «Миром», говорит, видит, как управлять! Это ведь форменное помешательство!

      – Вы так думаете? – усмехнулся Рогачев.

      – А вы разве…

      – Не важно… Я жду его звонка. – Рогачев закончил разговор и отключил телефон, из испорченного динамика которого все еще звучали слова благодарности.

      Ветеран запаса

      Гера ехал в Кремль на такси. Водить машину он не мог: по его собственному выражению, его «накрывало». Темнело в глазах, начинали трястись руки, зашкаливало давление, и тогда он с трудом парковался на обочине, а если «накрывало» в пробке, то просто включал «аварийку», клал под язык таблетку валидола, капал в открытый рот валокордин и ждал, когда испуганно колотящееся сердце наконец успокоится. Однажды Гера, встав посередине дороги именно таким образом, загородил выезд кортежу огромных черных внедорожников-«Брабусов». Машины были одинаковыми, люди, сидевшие в них, тоже смотрелись на одно лицо: блестящие лысые шары голов, сидящие на крепких трапециевидных шеях, аккуратные арбузы животов, одинаковые безразмерные костюмы, темные очки. Один из этих амбалов, сидевший за рулем впереди идущей машины, высунулся из окна и проорал:

      – Эй ты, козел! Уснул, что ли?!

      Гера как раз именно в этот момент буквально держал правую руку на своем левом запястье