Гамиани, или Две ночи сладострастия. Альфред де Виньи

виноват, – говорил я, – но вы ведь знаете, прекрасная Гамиани, что такое страсть, она толкает человека на самые безумные поступки. Человек теряет власть над собой, он перестает принадлежать себе. Я тоже стал жертвой своей страсти, которую не сумел обуздать, что лишний раз служит подтверждением ее великой силы. Я понимаю, что вас тревожит мысль о том, что подробности событий этой неповторимой ночи могут выйти за пределы вашей спальни. Даю вам честное слово благородного человека, что я, навсегда сохранив память о том, что увидел и испытал сегодня ночью, буду нем, как могила. Так что забудьте ваши опасения. Вы созданы для наслаждения, графиня, как и вы, Фанни, а поэтому не надо думать ни о чем, кроме наслаждения. Не каждому дано испытать то, что мы все испытали сегодня. Думаю, вы не будете отрицать, что вы все-таки наслаждались. Итак, вперед к наслаждению! Ничего, кроме наслаждения, пока бьется сердце, не угасают желания, пока мы молоды и сильны!

      С этими словами я встал на колени, пылко и почтительно поцеловал руку, любезно протянутую мне Гамиани. Она была очень растрогана моей искренностью. Фанни вдруг заплакала, не то по той же причине, которая растрогала графиню, не то в ней вдруг проснулся стыд. Я, преисполненный самых благих намерений, поспешил ее утешить.

      – Не плачьте, милая Фанни, поверьте, что слезы здесь совершенно неуместны. Не думайте о том, что вы потеряли, а найдите в себе силы забыть о потере и оценить то, что вы нашли здесь этой ночью. Представьте себе ту блаженную сладость, которую вы испытали, и пусть она останется в вашей девичьей памяти счастливейшим сновидением.

      О, чудо! Фанни после моих слов мгновенно успокоилась и, хотя слезы все еще блестели в ее огромных глазах, на губах уже светилась кроткая и счастливая улыбка. Я не удержался и поцеловал ее сначала во влажные глаза, а потом в улыбающиеся губы. И это послужило как бы сигналом к тому, что настала пора уже снова вернуться к прерванным наслаждениям и испытать новые.

      Фанни обняла меня за шею, и через мгновение мы втроем слились в одном объятии, состязаясь в ласках, поцелуях и во всех тех милых шалостях, которые только могут позволить себе любовники. Фанни по-прежнему была старательна и покорна, в забвении целиком отдаваясь сладострастию. Я был так же неутомим, как и прежде, а графиня покоряла нас своей изысканностью, изощренностью, неиссякаемостью своей фантазии. Она вдохновляла нас извращенным разнообразием своих приемов, и мы шли за ней, жадные и пытливые, в страну неизведанных еще наслаждений, горя желанием, обезумев от счастья.

      – О, мои прекрасные подруги, – воскликнул я в бешеном восторге, – отдадимся друг другу до конца! Так, как если бы эта ночь была последней!.. Посвятим же ее всю сладострастию, сбросим с себя оковы условностей!

      – Жребий брошен, – подхватила мой призыв Гамиани, – к наслаждению! Ко мне, Фанни! Целуй же меня! Сюда… сюда… и сюда… Ну, глупышка, теперь я. Дай мне себя… О, я искусала бы все твое тело… Альсид, за дело! О, ты великолепное животное! Каким сокровищем наградила тебя природа… О, умоляю, отведите