Арин. Анна Михайловна Соколова

сне. Поправив сползшее одеяло, обнажившее весьма привлекательные плечи, я поймала себя на мысли, что сложившаяся ситуация уж больно напоминает второсортный роман из тех, что украдкой от Фиды почитывает Лота. Далее, следуя неумолимой логике романиста, между мной и спасённым мною юношей обязательно должна была бы вспыхнуть бурная страсть, в результате чего я стала бы женой лорда и наследницей трона – в случае, если бы книгу писал человек. Автор-итлунг обязательно бы вывел прекрасный и трагический финал, в котором бы мой принц, обливаясь слезами, взял бы в жёны принцессу своего клана, а я кончала бы самоубийством на его глазах, перед тем не менее трёх страниц разражаясь величественными и скорбными монологами. Подавив смешок, я пошла готовить спальное место и себе. Протапливать гостевые комнаты было уже поздно, и, поразмыслив, я решила лечь прямо в гостиной, благо любимое кресло отца позволяло устроиться с комфортом. Пододвинутая скамейка под ноги, пара одеял внизу и плед сверху. Получилось очень даже заманчиво. Я любовалась делом рук своих. Камин догорал, угли мерцали. Ветер и ливень, особенно, когда они были с той стороны дома, а я – с этой, добавляли уюта. Капли колотили по черепице. «Бим-бим, бим-бим-бим, бим-бим-бим-бим».

      – Бах! – вдруг фальшивой нотой ворвалось в их мелодию, – Бабах!!

      Я подскочила от неожиданности. Стучали в дверь. Настойчиво так. Нахмурившись, я на всякий случай подобрала с полу увесистую кочергу, подкралась на цыпочках к двери и замерла.

      – Бабах!!!

      Рывком распахнув дверь, я внутренне приготовилась ко всему – от отряда виденных утром всадников до вторжения действующей армии включительно. Конечно, самонадеянно выходить с кочергой на армию, но ничего другого под рукой не нашлось. Однако, за дверью на крыльце стоял всего один человек, мокрый с головы до пят. Единственное, чем он показался мне опасен – это угрозой залить свежевымытый пол ручьями стекавшей с него дождевой воды. Он отшатнулся от занесенной над ним кочерги и замер. Некоторое время мы изображали немую группу неизвестного скульптора – он в качестве застигнутого врасплох грабителя, я в роли защитника отчего крова. Затем мне это надоело, я опустила свое грозное орудие и требовательно подступила к нему вплотную:

      – Ну?!

      Надо отдать ему должное, хоть он и был вымокшим, продрогшим и ошеломленным, ответил мне без испуга или неуверенности в голосе:

      – Может, ты все-таки впустишь меня?

      – Может, – согласилась я, – вот только рассмотрю получше.

      Здесь, надо признаться, я погрешила против истины. Рассмотреть что-либо при тусклом свете лампы и догорающего камина было невозможно.

      – Смотри, – он скинул капюшон длинного плаща и отвел его полы в стороны, показывая, что не прячет оружия под его тяжелыми складками, – Не желаешь ли обыскать?

      Я фыркнула. Буду я копаться в грязной и мокрой, чужой, да ещё мужской одежде! Я и так почувствовала бы металл сквозь любые слои ткани, кожи и вообще чего угодно! Непрошеный гость был невооружен. Правда,