Все поправимо, если любишь. Андрей Ромм

Горюнова была лучшей подругой Елены. Они дружили страшно сказать сколько лет – с младшей группы детского садика. Одно время, классе в десятом, Игорь пробовал ухаживать за Ларисой, но из этого ничего не вышло. Трудно ухаживать за девушкой, которая дружит с твоей сестрой и воспринимает тебя примерно как старшего брата. Лариса с удовольствием гуляла с Игорем по набережной, ходила с ним в кино, но как только Игорь пробовал зайти чуточку дальше, смеялась и говорила своим густым контральто: «Игорек, ты что? Мы же с тобой почти родственники!» А затем в подробностях пересказывала все Елене, которая нет-нет да и подпускала брату шпильку по поводу его незадачливого ухажерства. Окончив школу, Лариса уехала в Питер, учиться на артистку, выучилась, несколько лет играла в театрах, снялась в парочке фильмов, правда, в неглавных ролях, вышла замуж, развелась, а потом вдруг вернулась домой. Причину такого поступка не знал никто. Даже Елене Лариса говорила, что ей просто надоело в шумном суетливом Петербурге, потянуло домой, в глушь, в тишь. Елена чувствовала, что Лариса чего-то недоговаривает, совсем как Рома сейчас, однако с расспросами не приставала. Да к Ларисе и не стоило приставать – пошлет куда подальше, у нее с этим было быстро.

      Вернувшись домой, Лариса сразу нашла себе занятие, организовав при городском Доме культуры имени Луначарского народный театр «Маски». Точнее, это городская администрация с подачи Ларисы решила обзавестись своим театром, а Лариса стала его главным и единственным режиссером. Рогачевцам очень понравилось, что у них теперь есть свой театр, в котором играют свои же, знакомые люди, поэтому на спектаклях неизменно были аншлаги. Способствовали популярности и прочие обстоятельства – премьеры Лариса выдавала по нескольку раз в год, к декорациям относилась очень придирчиво, а билеты стоили смешные деньги – от ста рублей за место в первом ряду до тридцати за место в последнем. К тому же у Ларисы было «культурно» – пьяные и неопрятно одетые в зрительный зал не допускались, а тем, кто рисковал достать из кармана семечки, грозило едва ли не вечное отлучение от зрелищ, или, как выражалась Лариса, «пожизненный бан». «Я такая счастливая! – говорила Лариса, закатывая глаза. – Ах, какая же я счастливая! Любой столичный режиссер удавится за такие аплодисменты, которые слышу я в конце каждого спектакля!» Лариса конечно же лукавила и понимала, что лукавит, потому что, когда на сцене играют соседи-приятели, аплодисменты просто не имеют право не быть оглушающе бурными. Театром Лариса занималась для души, потому что ставка у главного режиссера была копеечной, а на жизнь зарабатывала проведением свадеб и прочих торжеств как в Рогачевске, так и в Твери. Деловое расписание у нее обычно было забито на три месяца вперед.

      Узнав о Елениных проблемах, Лариса сразу же предложила ей «послать кафе к чертям» и заняться организацией праздничных застолий. «У людей перед свадьбами и юбилеями головы кругом идут, – сказала она. – Большинство с удовольствием заплатят за то, чтобы им поднесли банкет на блюдечке с золотой каемочкой. Тем более