.

старше летами, Аскольд, тем не менее, считался младшим князем, разбирающим и утрясающим лишь внутренние дела. Поговаривали даже, что Аскольд – вовсе не княжий сын, а подкидыш. Тем более, что его матери никто никогда не видел. Но прежний князь любил и баловал старшенького, а, стало быть, всё это – слухи, не более того. Хотя… Кто его разберёт? Может, князь околдован был.

      Но была и ещё одна причина, почему нелюб князь Аскольд был Вадиму. Уж слишком живо напоминал он о счастливом сопернике боярина, ведь приёмный сын Рюрика носил то же самое имя – Аскольд.

      Наконец отрок остановился у широкой резной двери, распахнул её, провозгласил:

      – Боярин Вадим, посол новгородский.

      Вадим ступил в покои младшего князя, двери за ним затворились.

      Светлица, залитая уходящим солнечным светом, просторна и чиста, как и положено княжеским покоям. Лавки и сундуки убраны покрывалами драгоценными, на окнах – занавески шёлковые узорные, на полу – ковры пушистые. Сразу видать, привык жить князь на широкую ногу. У широкого окна – стол, уставленный лёгкими яствами: яблоки мочёные, капуста квашеная, икра чёрная да белая, пироги, грузди солёные, рябчики печёные… Да всё на посуде драгоценной. А в самой середине стола – расписной квасник и запотевший кувшин, источающий тонкий аромат греческого вина. Хлебосольного хозяина витязь не увидел.

      – Мира с процветания тебе, боярин, – раздался скрежещущий голос откуда-то сбоку.

      Вадим резко обернулся, с трудом подавив нежданно охватившую его дрожь. Аскольд, привычно кривя губы ироничной ухмылкой, оказался у него за спиной. Боярин поклонился:

      – И тебе, князь, всех благ.

      – Раздели со мной трапезу, гость новгородский, – хозяин широким жестом указал на стол.

      Ох, как же не хотелось Вадиму принимать это приглашение! Но отказать – значит смертельно оскорбить человека, от которого слишком много зависит в Киеве. По всему видать – намечается совместная трапеза, одна из тех, где заключаются НАСТОЯЩИЕ союзы, где вершатся воистину великие дела, достойные воспевания в веках, но о которых (слава Богам!) мало кому и что известно.

      – А князь Дир не обидится? – попытался уйти от ненужного ему союза Вадим.

      Улыбка довольного, сытого кота, играющего ничего не подозревающей мышью.

      – Не обидится.

      Сели за стол. Аскольд, как хозяин, разлил в чарки квас.

      – За братьев наших, князя Рюрика и князя Дира.

      Первый глоток едва не стал поперёк горла под чутким взглядом сотрапезника, но недаром в жилах Вадима текла кровь князей новгородских – живо с собой справился. Взял с блюда пирог, а в голове одна мысль бьётся: к чему всё это? Он ведь не мир или войну творить приехал, не судьбы людские вершить, не просить и не обещать – всего-то о торговле речь, о подтверждении обязательств и клятв прошлых лет. Или Аскольд задумал наконец сверзнуть с престола младшего брата? Так ведь не позволят ему единолично на престол сесть бояре киевские – сейчас-то едва терпят. Срамно это – ставить главой того, кого