Дар императрицы. Николай Николаевич Максимов

пока не получилось.

      Зато после этого события военные стали относиться к Потемкину как к человеку своего круга. Вскоре ему доверили командовать бригадой в составе двух кирасирских полков.

      Тогда Потемкину исполнилось тридцать лет.

      Как-то так получилось, что после этих событий слава Потемкина начала расти и распространяться не по дням, а по часам. Правда, по большей части среди турок. Ибо он своей немногочисленной бригадой доставлял им хлопот и бед похлеще любого военачальника армии Румянцева. Ходили слухи, что уже при имени Потемкина турецких янычар начинал обуять страх. Будто бы они считали, что в его стотысячной (!) армии был какой-то богатырь, которого не брала ни сабля, ни пуля. А богатырь тот будто бы одной рукой мог заграбастать сразу пятерых человек и швырнуть их так высоко и далеко, что те, падая, становились калеками, а многие просто отдавали душу Аллаху.

      То ли надеясь на свою возросшую славу, то ли понимая, что перевалил за третий десяток лет, Потемкин осмелился написать Екатерине Второй откровенное письмо. Хотя нет, не так. Помня повеление императрицы, он писал ей постоянно, сообщая о положении дел в армии и на фронте. Только в них ни разу не осмелился не то, что открыть, даже касаться своих душевных порывов. А эти порывы иногда так захватывали Потемкина, что, бывало, хоть брось все и лети к ней в Петербург. Иначе и не могло быть. Потому как его чувства вызваны не императрицей, а женщиной, носящей этот титул. В какие-то моменты казалось, что ими наполнена не только его душа, а весь мир… Хотя нельзя сказать, что Потемкин совсем уж не давал понять об этом Екатерине. Он намекал ей о своих чувствах через друга, придворного поэта Василия Петрова, с которым когда-то учился вместе в Московском университете. Друг Вася был не из стеснительных людей, иногда, передавая чувства Григория Екатерине, придавал им такие изысканные лирические формы, что переходил рамки приличия. Впрочем, императрица его не осуждала, не останавливала. Только все это ведь не то. Разве дело рассказывать любимой женщине о своих чувствах посредством чужих уст…

      И вот, когда среди военных он слыл уже своим и к тому же стал кавалером ордена, Потемкин – будь что будет! – решился написать о своих чувствах в личном письме Екатерине Второй. В конце концов, императрица, если и будет недовольна или, не дай бог, оскорбится, отругает его лишь на расстоянии. Все легче, чем выслушивать неприятности, глядя глаза в глаза. Да и… случались же у них страстные ночи. Ужель они для нее были лишь временным баловством?

      Много ли прошло времени, мало ли – это для кого как, наконец, Потемкин получил долгожданный ответ на свое послание…

      Взяв в руки конверт с письмом Екатерины, Потемкин от радости и волнения на какой-то момент оцепенел. А прочитав его, оказался в полном недоумении. Черт знает, как понять сей ответ, разуметь из него что-либо определенное было просто невозможно. Местами императрица просто подтрунивала. «Господин генерал-поручик и кавалер, возможно, для чтения моего письма у тебя даже нет времени