Поляк. Дмитрий Ружников

знакомиться. Подпоручик Михаил Тухачевский, – сказал вошедший.

      – Подпоручик Глеб Смирнитский.

      Так иногда бывает между мужчинами: встретились в первый раз, протянули руки для рукопожатия – и необъяснимо, сразу возникло чувство дружбы и доверия. И здесь оно возникло: как молния, между ними промелькнула с крепким пожатием юношеских рук.

      – На войну? В какую армию? – спросил Тухачевский. – Я во 2-ю, к генералу Самсонову.

      – Туда же, к Александру Васильевичу.

      – Отлично. Дадим прикурить немцам.

      – Давно пора!

      – По значку – вы окончили Павловское училище?

      – Так точно, а вы – Александровское?

      – Да.

      – Вы поляк?

      – Если не против, давай на ты. Я из смоленских Тухачевских. Ну а где смоленские, там и польская кровь имеется. Ну вы-то точно поляк?

      – Да, по отцу. Мать русская.

      – Родители где, в Польше?

      – Я сирота.

      – Глеб, прости меня, ради бога. А что до Павловского окончил? Не со школьной же скамьи?

      – Нет, Варшавский кадетский корпус.

      – А я Московский кадетский корпус.

      – Судя по званию подпоручика – отличник.

      – Да, но и ты тоже. Сам выбирал полк?

      – Да. Только сейчас не до выбора – война.

      – И в какой полк?

      – В лейб-гвардии Семеновский.

      – Вот здорово! И я в Семеновский!

      Молодые люди прониклись еще большим уважением друг к другу, узнав, что едут служить в один, самый знаменитый полк; болтали, выходили из вагона на станциях, покупали вареную картошку, молоко, огурцы и ржаной хлеб. А на платформах плясала, выла, пела Россия, провожая мужиков на войну.

      – Как всегда – с пляской на смерть, – сказал Михаил.

      – Этого у русских не отнять, – поддержал Глеб.

      – А у поляков по-другому?

      – Да нет, еще большее бахвальство.

      – А жаль. Ничему не научились с японской.

      – Не скажи – армия другая, вооружение другое. Посмотри, какой народный порыв. И название у войны какое правильное: «Вторая отечественная».

      – Лишь бы не было, как в первую – за Москву убежали.

      – В первую мои предки с войсками Наполеона до Москвы дошли, да и в шестьсот двенадцатом тоже в Москве были. Михаил, ну зачем такой пессимизм?

      – Не нравится мне это дикое веселье.

      – Так не свадьба – на смерть люди идут.

      – Возможно, я не прав, Глеб… извини. Кстати, у тебя что из оружия: тот, что выдали по окончании училища – револьвер Нагана? Он в атаке неудобен. Согласен?

      – Ты прав: семь пуль выпустил и можешь выкидывать. В бою не перезарядить.

      – А я вот кое-что тебе покажу, – Тухачевский открыл свой офицерский баул, порывшись, достал отливающий темным металлом пистолет и с любовью человека, обожающего оружие, произнес: – Пистолет Браунинга!

      – Я знаю. Удобен. Особенно