Следующий год в Гаване. Шанель Клитон

ходишь по вечеринкам? – поддразнивает меня Пабло.

      В ответ я фыркаю самым неподобающим для леди образом.

      – С вечеринками ты угадал, а вот с предложениями руки и сердца нет.

      – Значит, мужчины в Мирамаре просто дураки.

      Он говорит легким, шутливым тоном, но серьезность в его взгляде заставляет мое сердце забиться чаще.

      Внезапно я теряю самообладание и отворачиваюсь в сторону моря, которое я не вижу, зато слышу шум волн, разбивающихся о набережную Малекон.

      Голос Пабло доносится откуда-то позади меня, из темноты ночи.

      – У тебя не застегнута одна пуговица. На твоем платье.

      Я сглатываю.

      – Можно я застегну? – спрашивает он.

      Я киваю, во рту у меня пересохло. Мама пришла бы в полный ужас, увидев, что ее дочь стоит на подобной вечеринке, а незнакомый мужчина застегивает ей платье. Мама была бы в шоке, но я все же поворачиваюсь, поднимаю волосы и отбрасываю их набок, обнажая перед ним свой затылок.

      Дрожь пробегает по моему телу.

      Пабло встает позади меня, достаточно близко, чтобы его руки коснулись линии крошечных пуговок, бегущих вниз по моей спине. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем его пальцы просовывают пуговицу в узкую петельку, приводя застежку в порядок. Может быть, это лишь плод моего воображения, но я клянусь, что, когда он коснулся меня, его пальцы дрогнули, а возможно, это дрожит мое собственное тело. В том, что сейчас происходит, есть что-то новое, это застигает меня врасплох. Ощущения одновременно и знакомые, и неведомые – и я не могу игнорировать внутренний голос, который теперь вытеснил голос моей матери:

      Обрати внимание. Это очень важно. Он очень важен.

      Пабло делает глубокий вдох и отступает назад. Я поворачиваюсь к нему.

      Его лицо принимает удивленное выражение – как будто ситуация застала его врасплох.

      – Ты очень молода, так ведь?

      В этих словах слышится легкое неодобрение, но кажется, что обращено оно скорее к нему самому, а не ко мне.

      Я сглатываю и наклоняю голову, отказываясь поддаваться страху.

      – Мне девятнадцать.

      Мне девятнадцать лет, а я всего лишь избалованная птичка, живущая в золотой клетке.

      Он тихонько смеется, проводя рукой по волосам. Они сильно отросли, и прическа выглядит неухоженной, как будто он уже давно не посещал парикмахера. Это резко контрастирует с его чисто выбритым лицом. Его кожа кажется слишком загорелой для адвоката, который проводит дни в закрытом помещении за письменным столом. Мой отец знает множество адвокатов, которые ему кланяются и лебезят перед ним. Интересно, этого он знает?

      – Девятнадцать. Ты еще очень молода.

      Он произносит эти слова так, словно обращается не ко мне, а разговаривает сам с собой.

      У меня есть старшие сестры. Возможно, мое общение с интересными мужчинами и в самом деле ограниченно, зато я отлично умею постоять за себя, если необходимо.

      – А тебе сколько лет?

      Я