Грот, или Мятежный мотогон. Леонид Бежин

ты этих Галатов так любишь и жалуешь.

      – Я всех люблю. И больше всего тебя и наших детей.

      – Твои дети – пули и картечи, сержант. Еще по Афганистану. А я, дура, у тебя, как пушка заряжена. Не любишь ты меня.

      – Ну вот… – сказал он, не переставая писать. Наконец закончил, перечитал и поставил точку. – Ну вот и раскисла попадья. Поползла, как тесто из квашни. Кого ж я люблю, по-твоему?

      – Твоих Галатов. Вернее, одну особу из них, галатянку…

      Отец Вассиан аж рассмеялся, удивляясь тому, что только людям на ум не взбредет.

      – Любаву-то? Любу Прохорову?

      – А то кого ж…

      – Я ей пишу, чтобы предупредить. Муженек-то ее – Вялый Серега – возвращается. Так ей схорониться надо… хотя б на время. Пока он не остынет. А то беды не оберешься. Вялый-то хоть и тихий, да ревнивый…

      – Думаешь, он знает?

      – Конечно, знает. Нет сомнения. Дружки ему по доброте своей в зону написали. В красках изобразили… Он отомстит.

      Матушка Василиса поймала его на нужном ей слове.

      – А ты, отец, разве не мстишь? – спросила она после сосредоточенного молчания и – сказанного не воротишь – пугливо закрыла ладонью рот.

      Отец Вассиан посмотрел на жену пристально и с откровенным изумлением, какого давно не испытывал (и уж стал даже забывать, что это такое).

      – Ты что это сказала? Кому это я, по-твоему, мщу?

      Тут матушка Василиса посчитала ниже своего достоинства промолчать и – раз уж начала – не выговориться до конца.

      – А кому ж, как не ей, Любаве твоей ненаглядной.

      – Любаве… – Отец Вассиан обозначил этим именем нечто, имевшее настолько разный смысл для нее и для него, что он не знал, как к этому подступиться. – Вот так фокус. За что же мне ей мстить?

      – Не беспокойся. Есть за что.

      – Это тебе, мать, надо беспокоиться за ту напраслину, что ты на меня возводишь.

      – Ладно, скажу. А за то… за то, что она к Витольду Адамовичу, полячишке этому, от тебя переметнулась. Была тебе духовная дочь, ему же стала невенчанная жена, братцу же его Казимиру, близнецу, друг и утешитель.

      – Утешитель у нас один – Святой Дух. А ты по части напраслины далеко ушла. Ох, как далеко!

      – Напраслины? А ты сверь-ка по датам. Седьмого сентября она ушла, а восьмого ты написал прошение в прокуратуру. – Она показала семь пальцев, а затем добавила к ним восьмой, самый обличающий.

      – Разве восьмого? Что-то я уж и не припомню…

      – Восьмого, восьмого, отец. Уж я-то запомнила. Сама на почту носила.

      – Ну и что? Простое совпадение. – Отец Вассиан отодвинул свой стул от стола и откинулся всем своим большим, грузным телом на спинку – так, что стул пошатнулся и протяжно скрипнул.

      Она зачастила скороговоркой под этот скрип:

      – Не совпадение, а ты Вялого для того и вызвал, чтобы тот, как муж, ее вернул и проучил. Хоть бы избил до полусмерти, но умело, без синяков. Разве это не месть?

      – Нет здесь никакой связи. Да и не Вялый он, а Сергей Харлампиевич Прохоров, наш прихожанин. А то взяли моду тюремными кличками