Небо выше облаков. Янина Логвин

>

      Когда три слова на губах сверкают янтарем,

      Когда нуждаешься в огне сырым промозглым днем…

      Как хорошо тебя найти. Как хорошо сказать:

      «Ты нужен мне. Ты… нужен мне!»

      И навсегда обнять.

      – Светлана Анатольевна?

      – Да, Егор?

      – Белуга нашлась!

      – Где?

      – Ездила в электричках и попрошайничала. Контролеры сняли!

      – Как она?

      – Неважно. Ревет и кусается. И никого не подпускает. Может, ей укол сделать? От бешенства? Вдруг она заразная?

      – А может, ты не будешь городить ерунду и вспомнишь, что она твой друг?

      – Да какой она друг?! Плевать ей на нас! Зачем вы вообще с ней возитесь?

      – Иди уже, Егор. И предупреди, пожалуйста, Ольгу Валентиновну о приезде инспектора, мне только что звонили из социальной защиты. Скажи, пусть пока не трогает Наташу. Я сейчас приду. И знаешь, что еще…

      – Что?

      – Загляни на кухню. Попроси Агеевну сделать для Наташи сладкий чай и… что она еще любит?

      – А почему вы у меня спрашиваете?

      – Потому что знаю – тебе не все равно.

      – Ну, борщ, наверное. О! Ленивые вареники!

      – Егор, речь идет о Белуге.

      – Да зуб даю, она их тоже любит! А еще «Баунти» и соленые крекеры! Только у Агеевны «Баунти» нет!

      – Хорошо. Я сама схожу куплю.

      – Светлана Анатольевна!

      – Да?

      – А знаете, вы такая красивая, когда хмуритесь…

      – Остряков, я тебе говорила, что не люблю подлиз?

      – Так я же правду! Светлана Анатольевна!

      – Ну хорошо, Остряков. Что на этот раз?

      – Журнал «Большой футбол». Помните, вы как-то приносили несколько? Еще сказали, что это журналы вашего отца. Там на последней странице были классные магниты – фото чемпионов. Я теперь их собираю!

      – Ладно, принесу.

      – Ну тогда я побежал?

      – Давай, Егорка. И не забудь к Агеевне заглянуть!

      – Понял! А вы там сильно с Наташкой не цацкайтесь! Все равно она через неделю снова сбежит!

      Третий побег за два месяца. Не просто так – беспутную мать выпустили из мест лишения свободы. Кто сказал – не дознаться, но вéсти, словно поганые грибы, ползут из земли в детские души.

      Трудная девочка, сложный ребенок. Десять лет, а словно три раза по десять, и старше тебя самой. Глаза умные, глубокие, повидавшие такое, что лучше из этих глубин не доставать. Пока есть надежда на нормальную жизнь – утопить бы все и засыпать песком. Залить бетоном, похоронить так, чтобы не осталось и креста в памяти! Тонкая работа, кропотливая, но если не я, то кто? Сама выбрала себе путь и призвание. Самой и отвечать.

      Белуга сидит, сжавшись на стуле у стены, и смотрит волчонком – ни дать ни взять, выпавший из гнезда тощий птенец, сломавший о свободу крылья. Волосы спутались, брюки на коленях изорваны, на щеках грязь… Она не ела толком несколько дней, прыгая из поезда в поезд, проскальзывала невидимкой через турникеты, просила и подбирала, отдавая вокзальным падальщикам дань. Выживала, и все ради того, чтобы найти мать. И прокормить. В мире Белуги детей метят особыми бирками – кто полезнее, тот и ценнее.

      Я захожу в комнату с холодными серыми стенами и светлыми крахмальными шторами и сержусь про себя. Снова закрытый бокс. Сколько раз просила заведующую не приводить сюда детей, но каждый раз все повторяется снова. Медосмотр, трехдневный карантин и одиночество. Изоляция от общества, уже однажды тебя отвергшего. Все, бесспорно, оправданно, когда под твоей ответственностью сто тридцать два ребенка, но все равно ужасно несправедливо.

      Я захожу, но оставляю дверь открытой. Мы обе с Белугой знаем, что отсюда не сбежать – за следующей дверью дежурит медсестра, но пусть уж девочке останется хоть эта маленькая иллюзия – скоромный, как пост, мнимый глоток свободы.

      Я не подхожу близко. Не повышаю голос, не поднимаю рук. Я просто какое-то время присутствую, давая девочке возможность меня принять. Разделить со мной застывшее, озлобившееся против нее пространство.

      Начинаю говорить о сторонних вещах. О том, что на улице весна и, если она захочет, мы можем пойти погулять. Что в нашем саду первый раз зацвела черемуха, и запах от нее стоит необыкновенный. О том, что у дворняжки Масяни на заднем дворе смешные щенки, а еще о том, что ее подруга очень по ней скучала.

      – Надя сплела для тебя браслет из бусин и бисера, очень красивый, так что к летнему балу у вас будут самые настоящие украшения.

      Белуга не отвечает. Здесь все молчуны, я привыкла. Колючие души, замкнувшиеся в панцирь из недоверия и обиды. Хмуро смотрит в окно, за которым ветер качает цветущие ветви старой акации, и рвет нитку на растянутом рукаве старой шерстяной кофты.

      – Наташа, ты, наверное, давно не ела. Что ты хочешь? Я попрошу Агеевну принести тебе