По строкам лавандовых книг. Часть 2. Екатерина Терлецкая

на первой строевой перед завтраком за забором военной части. Моё тихое хихиканье дружелюбно поддерживает Мила, а Каликс то и дело кидает на меня косые взгляды. От его пристального взгляда я даже в многолюдном павильоне чувствую себя, как солист на сцене, которому направили в лицо прожектор в тёмном зале.

      К счастью, все сцены снимают, как бы со стороны. Сегодня нет никаких диалогов и текста, а ещё не нужно изображать что-либо на камеру, просто делаешь вид, что её нет. Организатор даёт команды и комментирует действия, а я должна повторять. К примеру: стоишь в левом углу, поднимаешь взгляд вверх, проводишь взглядом летящий самолет и бежишь вправо. Пока что кино мне дается куда легче чем театр. Бездумно выполнять команды из серии сели–встали–побежали у меня получается не хуже, чем у ученой пограничной собаки. Не обращать внимания на камеру тоже несложно, гораздо сложнее не обращать внимание на Каликса и его маниакальную слежку за каждым моим движением.

      Прим не подходит ко мне и близко, даже не смотрит в мою сторону. После разговора за гримерным столиком мне стыдно смотреть ему в глаза, я вела себя как двенадцатилетняя дура, но всё равно жутко бесит его хладнокровие по отношению ко мне. Когда он успел стать таким черствым циником? Он хамит, унижает меня на глазах у других, а потом прижимает к стулу и даже глазом не ведет. Наверное, он был таким всегда, вот только такое отношение не распространялось на меня, поэтому я и не замечала.

      В обед заботливая эфор выдает нам к чаю пончики, половина из них со сгущёнкой, а другие с клубничным джемом. В принципе, я ем любую еду, особенно с приходом войны, тяжело забыть голодные дни и ночи, но джем мне всё же нравятся куда больше сгущенки. Перед чаепитием объявили официальный перерыв, вся группа разбрелась по павильону кто куда, мы же заняли место для перекуса вокруг малюсенького круглого столика. Я и Руд залезли на высокие стулья, а мужчинам приходится пить чай стоя. Прим стоит прямо возле меня, но мастерски изображает, что меня вообще не существует в этом мире. На тарелке остались три пончика, судя по рисунку – два со сгущёнкой и один мой любимый. В погоне за ещё хотя бы одним, запихиваю практически целиком в рот тот, что успела надкусить всего раз.

      – Душенька, я тебе тысячу раз говорила – ешь медленнее! Ты потом всё возвращаешь назад, ― возмущается Руд.

      С трудом жую, придерживая рот во избежание потери пончика и закатываю глаза.

      – Прекрати так делать! Где твоё воспитание? ― продолжает бороться со мной неугомонная эфор.

      Готовый посягнуть на мой желанный пончик с джемом, Бри тянется к тарелке, как вдруг его перебивает Прим:

      – Эй! Это мой пончик!

      – Пфф… ― недовольно фыркает в ответ Бри, закатывая глаза ещё более драматично чем я, но всё же берет со сгущёнкой.

      И краем глаза на меня не взглянув, Прим перекладывает на мой край тарелки клубничный, бросая себе в рот со сгущёнкой. Этот невинный жест заботы такой милый, что я захожусь в нелепой улыбке до самых ушей и смущенно опускаю голову вниз,