Королева Маргарита. Мария Голикова

после всех допросов и казней, – еще и ад, вечные муки… А мучения в аду намного ужаснее пыток на этом свете! Здесь они рано или поздно заканчиваются, а там – тянутся вечно! Значит, когда несчастные души этих протестантов попадут туда, их схватят черти и будут вечно терзать, и жечь, и насмехаться над ними… Как это все жестоко и непонятно! Мне становится жутко, когда я думаю о вечности. Словно проваливаешься в бездонный колодец, и невозможно вернуть опору под ногами, невозможно ничего изменить и поправить… Все пути к возвращению потеряны, и Бога бесполезно просить о милости, потому что Высший Суд уже вынес свой приговор…

      – Идем с нами, Маргарита! – позвал Александр-Эдуард. Я нерешительно покачала головой, и они ушли смотреть на повешенных без меня. Но потом любопытство пересилило страх, и я тоже вышла на улицу посмотреть. Я не слышала, о чем мои братья говорили с кардиналом и другими придворными. Они выглядели спокойными и даже оживленными, только были очень бледны.

      Шарль казался спокойнее всех. Александр-Эдуард без умолку болтал с кардиналом. Александр-Эдуард очень воспитанный мальчик, особенно хорошо ему дается риторика, он умеет красиво говорить на любую тему. И даже сейчас, когда непросто придумать, что сказать, он с легкостью поддерживает беседу.

      А Франциска так расстроило и взволновало случившееся, что он почувствовал себя дурно, у него сильно разболелась голова, и он ушел к себе.

      Из-за суеты в замке до меня никому нет дела. Я долго стою одна и смотрю на казненных. День сегодня прохладный… Только что мы сидели в привычном нарядном зале и обедали, а здесь, совсем рядом, смерть… столько смертей…

      Над Амбуазом кружат вороны. Меня завораживают их черные силуэты и крики – зловещие, хриплые, но в то же время, как это ни странно, дающие спокойствие. Ветер посвистывает над башнями. Прохладное голубое небо с редкими облаками высоко и безучастно. Я как завороженная смотрю на длинный балкон, на котором висят тела повешенных протестантов. Сначала смотреть страшно, а потом страх куда-то уходит. Тела едва покачивает ветер, и кричат вороны. Повешенным тоже было страшно, когда их казнили, а теперь – нет. Теперь все прошло, и больше не будет больно, никогда… Когда я смотрю на это бледно-голубое небо, мне не верится, что где-то существует ад.

      Но он существует! Спокойствие мгновенно проходит – и страх вновь проникает в меня. Кажется, что я стою посреди поля, на котором все сражаются друг с другом. Я не хочу этого, я боюсь! Война и борьба так близко! Мне больше не хочется смотреть на бесконечные уродливые лица злой судьбы, словно явившиеся из преисподней, – на повешенных, окровавленных, замученных… Меня тошнит от крови, от дыма и злобы, которых так много! Я этого не хочу, не хочу так рано прощаться с детством, я мечтаю забыть обо всем! И пытаюсь забыть, но никак не получается! Как отвлечься, как снова стать прежней? Куда спрятаться от ненависти, которую я вижу в глазах матушки, братьев, слуг? А что, если эта ненависть не гаснет со временем, а скапливается где-нибудь, чтобы потом вернуться и обрушиться на нас, когда мы будем