Королева Маргарита. Мария Голикова

смеемся, говорим на разных языках. Мне не очень нравится греческий, зато нравится, как звучит латынь, хотя я еще плохо ее понимаю. Итальянский язык не такой строгий и торжественный, зато более понятный.

      Шарль не любит языки. Его не оторвать от книжек с картинками, особенно от изображений битв и охоты. А Франциск заходит ненадолго пожелать всем доброй ночи и поднимается к себе усталой походкой. По походке его можно принять за старика. С тех пор как он стал королем, он выглядит таким бледным и уставшим. Мне его жалко…

      Александр-Эдуард младше Шарля, но гораздо сообразительнее. Он хорошо и бойко говорит и умеет остроумно шутить. У меня так пока не получается, я гораздо застенчивее, но очень хочу стать такой же веселой и обаятельной. Александр-Эдуард постоянно затевает разные игры, а если матушка что-нибудь читает или рассказывает, он садится к ней ближе всех и не сводит с нее внимательных блестящих глаз.

      Самый младший в нашей семье, Эркюль, обычно сидит рядом со мной и листает книжки с картинками. Он медлительный и невнимательно слушает, что рассказывает мать, – вместо этого забавно разговаривает сам с собой. То и дело поворачивается ко мне и просит объяснить, что нарисовано на картинке. Сегодня он испуган – кто-то из слуг сказал ему, что в лесу рядом с замком живет чудовище. Он спрашивает меня:

      – Маргарита, а правда, что в лесу водятся чудовища?

      – В сказочном лесу водятся.

      – А этот лес за замком сказочный?

      – Нет, Эркюль, что ты! Это самый обыкновенный лес, – отвечаю я уверенно, но мне тоже становится не по себе. – Правда, единороги там должны водиться…

      – А чудовища?

      – Если там водятся единороги, то чудовищ точно нет.

      – А я видел единорога.

      – Где?

      – На картинке.

      Эркюль имеет в виду гобелен в коридоре. Я тоже люблю рассматривать его. Правда, меня смущает, что у единорога там бородка, из-за которой он скорее смахивает на крупного козла. Я пытаюсь вообразить себе такого единорога, и он мне не очень нравится. Но все равно, мы с Эркюлем мечтаем посмотреть на единорогов.

      – А когда их можно увидеть? – спрашивает Эркюль.

      – Не знаю. Они очень осторожные. Если замечают человека, не выходят.

      – А мы спрячемся.

      – А слуги? Возле замка всегда полно слуг.

      – Да, верно… Тогда, может быть, совсем рано утром?

      – Или поздно ночью. Когда никого нет.

      – Давай как-нибудь попробуем!

      – Давай. Если ты вдруг увидишь его, позовешь меня, а если я увижу, то сразу покажу тебе.

      Довольный Эркюль кивает, но все равно остаток вечера с тревогой посматривает на дверь, опасаясь чудовища.

      Иногда наше вечернее общество дополняют дети придворных, чаще всех Анри, принц де Жуанвиль, сын герцога де Гиза. Он на три года старше меня и держится спокойно и учтиво, как взрослый. Впрочем, это только до тех пор, пока не начнется какая-нибудь игра. Тогда он немедленно присоединяется к ней и, как правило,