Мальчик. Рита Волкова

я заболел ангиной.

      Я понимал,

      что это не болезнь

      сковала горло,

      а мое чувство,

      которое уже не может

      держаться внутри,

      а рвется наружу!

      Я ведь люблю тебя

      и поэтому ревную!

      Ревную тебя даже к воздуху,

      которым ты дышишь!

      «Кто не ревнует,

      тот не любит!» —

      вспомнил я изречение

      старой доброй няни.

      Но только сейчас понял,

      что не тогда человек ревнует,

      когда любит,

      а когда хочет быть любимым!

* * *

      Спустя пару лет

      я по делам оказался в Первопрестольной,

      где меня встретил мой давний приятель

      и рассказал мне планы на вечер.

      Нагулявшись вдоволь

      по широким московским проспектам,

      мы решили скрепить дружбу

      крепкими напитками.

      Зашли в кафе-бар

      «Московские дворики»

      раздавить южные коньяки

      и вспомнить былое,

      а вспомнить, уж поверьте, было что!

      В завершение вечера

      друг предложил позвонить девочкам

      и поехать в сауну.

      Я тоже был не против,

      потому что был свободен,

      как ветер в поле.

      Пока мы спорили

      кто будет платить по счету,

      прозвенел дверной колокольчик,

      и в заведение

      под стук собственных шпилек

      продефилировали

      две гогочущие ночные нимфы.

      Передо мной предстала ты.

      Брюнетка с небрежными локонами,

      с ярким вызывающим макияжем,

      то ли в коротком платье,

      то ли в длинном свитере,

      в пошлых черных сапожищах.

      Мне почему-то представилась картина

      испанского художника Диего Веласкеса,

      изображающая

      полулежащую обнажённую Венеру.

      Она смотрится в зеркало,

      которое держит перед ней Амур.

      Если сказать точнее,

      то перед глазами появилось

      демоническое отражение в том зеркале.

      Меня передернуло,

      и эта судорога сознания

      отразилась на моем спокойном лице.

      Нет, любовная рана уже затянулась,

      остался только шрам от сигареты,

      которую я притушил о свою руку.

      Случилось это почти машинально.

      Раскуренная сигарета

      тлела у меня в руке,

      огонь жадно ел папиросную бумагу,

      пепельный снег

      падал мне на брюки.

      Я промахнулся,

      целясь сигаретным столбом

      в пепельницу,

      но ожог,

      который получило тогда

      мое сердце

      был болезненнее.

* * *

      Неожиданный звонок

      посреди ночи спустя несколько дней.

      На заднем фоне орут «чурки»,

      и твой смеющийся

      бархатистый голос в трубке:

      – Милый, это ты, милый?

      Я тебя сразу узнала!

      – Кто тебе номер мой дал? —

      как можно спокойнее говорю я.

      – Твой друг,

      с