Князь. Записки стукача. Эдвард Радзинский

мистика – в спасении!

      Поехал в Казанский собор – отслужил благодарственный молебен…

      Вернулся во дворец. В беломраморном Николаевском зале выстроились бесконечные делегации. Меня встретило поистине громовое ура.

      Привели мещанина… Белобрысый, плюгавый, глаза испуганно бегают – не самый приятный господин. Но ведь спас, отвел злодейскую руку! Обнял его и пожаловал дворянство. Теперь он Комиссаров-Костромской.

      И вновь – громовое ура.

      Мне было интересно, что написал в дневнике Саша…

      По моей просьбе, следуя традиции, идущей от отца, Кириллов приносит мне (но только когда я ему велю) выписки из дневника Наследника. Я решился на это, ибо обязан знать обо всем, что связано с будущностью страны…

      Саша записал: «Можно безошибочно сказать, что весь Петербург высыпал на улицу. Движение, волнение невообразимое… Беготня во все стороны, преимущественно к Зимнему дворцу, крики, в которых чаще всего слышатся «Каракозов!», «Комиссаров!», угрожающие ругательства по адресу первого, восторженные восклицания по адресу второго; группы народа, пение «Боже, царя храни»… И страшнейшее ура.

      Папа крепко поцеловал меня. Он любит меня, я счастлив».

      Мои записки

      (Записки князя В-го)

      Пришла очередь после записок повелителя рассказать о себе…

      Рассказ незаметного муравья, который тем не менее столько определил в истории несчастной Родины!

      Сейчас, подводя итоги жизни и вспоминая человеческую комедию, которой был свидетелем, преисполненный презрения, я все чаще повторяю слова тетки: «Человеческая порода осуждена Господом либо грозить, либо ползать». Впрочем, господин Кириллов сказал получше: «Наш народ «или Сидору в ноги, или Ивану в рыло…»

      Род наш прежде знаменит был и славой, и великим богатством. Нас разорил отец…

      Начиналась его карьера ярко.

      В начале века был он светский лев, вождь молодого Петербурга. Служил, конечно же, в самом блестящем – в кавалергардском полку. В то время все были галломанами. Но отец никогда не был, как все. Он придумал быть англоманом и денди. Дендизм – это искусство жить. Та манера одеваться, тот ресторан, та любовница, та дуэль, те привычки… Главная гордость денди – быть не как все, уметь нарушать правила… но в пределах правил! Быть эксцентричным и непредсказуемым, но оставаться в рамках хорошего тона и безупречной светскости… И в этом доходить до конца.

      В какой восторг пришли почитатели отца, когда мой родитель покинул самый престижный кавалергардский полк и перешел в Ахтырский – только из-за того что мундир ахтырцев, по его мнению, был изысканнее. И лишь когда офицеры кавалергарды получили бальные красные вицмундиры с серебряными аксельбантами, все то же чувство прекрасного заставило отца немедля вернулся. Вкус заставлял его свершать опасные поступки. Возмущенный безвкусием туалета графа Р., отец вызвал его за это на дуэль. Перед тем как поднять пистолет, он в последний раз потребовал от графа сменить сюртук, оскорбивший истинного денди.

      К сожалению, граф отказался и был убит…

      И конечно,