Князь. Записки стукача. Эдвард Радзинский

быстрым шагом догнал её.

      Гулявшие – их было немало в этот солнечный день, – обнажив головы, глазели на нас…

      Она сказала:

      – Дуняша, подождите меня здесь.

      Дуняша отстала, села на скамейку.

      Мы вошли в пустую аллею…

      – Я хочу сегодня вечером показать вам картины… Это маленькая выставка во дворце…

      – Какие картины… какая выставка? – отчего-то смеясь, спросила она.

      И тут, потеряв голову, я наклонился к ней. И она, поднявшись на цыпочки, схватилась за мои плечи, поцеловала…

      И зашептала:

      – Я так люблю вас сегодня, что даже пугаюсь…

      И, держа шапочку в руках, опрометью, как мальчишка, пустилась бегом по аллее… Каштановые волосы скрылись за поворотом…

      Постоял, все еще чувствуя ее детское ясное дыхание, ее губы. Как был счастлив! Не знал тогда, что всего через несколько минут…

      Помню, шел по аллее к выходу и улыбался…

      Мне минуло сорок, когда увидел её. Я прибыл на маневры под Полтавой. Остановился в поместье моего флигель-адъютанта князя Михаила Долгорукого. Славная древнейшая фамилия. Они Рюриковичи, в их роду святой Михаил Черниговский и основатель Москвы Юрий Долгорукий…

      Помню, как после ужасного обеда отправился погулять по огромному парку. И вдруг навстречу мне идет совершеннейшая кукла – в белых панталончиках, в розовом капоре, из которого вывалилась тяжелая каштановая коса…

      На мой вопрос:

      – Как тебя зовут? – кукла ответила незабываемо:

      – Екатерина Михайловна.

      Ей было тогда одиннадцать лет!

      – А что ты здесь делаешь?

      – Ищу Императора, – все так же важно сказала она.

      За завтраком усадил на колени маленькую красотку. Она вдруг совершенно покраснела, стала пунцовой, и я… почувствовал грешную тяжесть ее тела… И тоже покраснел.

      На следующий день я уезжал. И в саду снова встретил её. Это было смешно, но она меня явно ждала.

      – О вас плохо заботятся, Ваше Величество, – сказала она, глядя на меня зелеными газельими глазами, – немедля выговорите камердинеру – у вас сорочка несвежая.

      Одиннадцатилетняя девочка разговаривала со мной, как маленькая женщина…

      Я только потом понял: она была женщиной с рождения, эта маленькая Джульетта. И, страшно сказать, я почувствовал в ней эту женщину…

      Изысканно-любезно она предложила мне показать сад. К счастью, к нам присоединился появившийся из дома отец. Прощаясь и закинув голову, чтобы встретиться со мной глазами, маленькая нимфа произнесла церемонно:

      – Ваше Величество, я навсегда запомню этот день…

      Прошло несколько лет. Я совсем забыл о ней, когда Адлерберг передал мне письмо от ее матери. Умер ее отец, сделавший невозможное: промотал одно из крупнейших состояний России! Семья осталась без гроша.

      Как насмешливо сказал Адлерберг: «Сумел передать детям единственный капитал – свою красивую внешность». И я тотчас вспомнил – и тяжесть тела на моих коленях, и её косу… Короче, греховно (что тут