Земля имеет форму чемодана. Владимир Орлов

Аркадьевна.

      «Нинон», – пропел про себя Куропёлкин.

      Когда-то на тацплощадках крутили французское танго «Нинон». Оно было грустное, певец расставался в нём с любимой девушкой Нинон, по её, видимо, желанию, он тосковал и, похоже, готов был расплакаться. Умилений и тоски Куропёлкин сейчас не испытывал, но томление (чего? Да всей натуры!), да, томление всей натуры бывшего Старшего матроса, позже – артиста ночного клуба, а ныне – подсобного рабочего Куропёлкина явно происходило.

      Горничная Дуняша подтвердила: да, хозяйка Нина Аркадьевна вернулась. Но в глазах её Куропёлкин не увидел радости, ну, вернулась и вернулась, и что?

      – Из Парижа вернулась? – спросил Куропёлкин, ожидая услышать Дуняшины оценки (хотя бы предварительные) преобразований Нины Аркадьевны. И слова о всяких дамских штучках, случившихся в путешествиях госпожи в Париж и обратно.

      – Из Парижа, – сухо сказала Дуняша. – Но я её пока не видела. А вам бы, Евгений Макарович, стишки сейчас бы следовало перечитать внимательнее.

      Но совету Дуняши Куропёлкин последовать не смог. Его увлёк роман карфагенского писателя Апулея о Золотом осле. Да и стихи Овидия о науке любви заинтересовали и удивили его.

      В отличие от Дуняши, камеристки с их воздушными натурами, барышни-плутовки Вера и Соня были возбуждены.

      – Так чего вы особенно ждёте? – поинтересовался Куропёлкин.

      – Всего! – заявила Вера. – Что бы довело нас до умопомрачения!

      «Этак и меня они своими возбуждениями, – подумал Куропёлкин, – доведут до умопомрачения!»

      Надо было успокоиться и даже в мыслях перестать называть свою работодательницу – «Нинон». Какая она для него Нинон!

      Ко всему прочему, раз вернулась в поместье госпожа Звонкова, следовало ожидать и появления здесь дворецкого Трескучего, при котором и мельчайшие вольности в соблюдениях режима вряд ли были возможны.

      Возбуждения камеристок никак не отразились на их служебных усердиях. Куропёлкина они обслужили с привычной уже ласковой доброжелательностью. Впрочем, нынче телесные проявления этой доброжелательности показались излишними.

      «Ничего, – подумал Куропёлкин, – сейчас придёт этот изверг Трескучий и снабдит меня спецбельём усиленной строгости».

      Однако дворецкий и постельничий Трескучий, если он вернулся в поместье к исполнению вампирских обязанностей, посещать подсобного рабочего при водных процедурах не посчитал нужным, и выдача спецбелья опять была доверена камеристкам.

      Но может, Трескучий всё еще отсутствовал в здешней местности?

      И такое не исключалось…

      И было указано камеристками Куропёлкину: ожидать вызова в опочивальню в своей квартире.

      71

      Вызова пришлось ждать незаслуженно долго.

      Куропёлкин нервничал, переваливался с боку на бок, ворчал.

      Динамовские трусы оказались более свободными, нежели прежнее спецбельё. И это Куропёлкина насторожило.

      Он мог предположить, что его работодательница