Земля имеет форму чемодана. Владимир Орлов

окончательно сделало его фигурой крезанутой и чуждой. Куропёлкина пытались даже подковыривать этим Ларошфуко, но прозвище не прилипло. То ли его не могли запомнить, то ли оно вызывало несомненный мистический страх.

      6

      Странно, но Эжен Куропёлкин не имел коммерческого успеха у милых клубно-ночных дам. То есть на него глядели. И всё. Странно, потому как фактурой своей Куропёлкин никому из артистов (танцоров, крутанов на шесте и др.) клуба не уступал. Ну, только если двум южанам и одному японцу, превосходство их и сам Куропёлкин признавал и завидовал им творческой белой завистью. Эти трое были в шерсти на груди и там, где зрительницам нравилось. Они словно были зашиты в шкуры хищных самцов и разумно позволяли дамам, в их с границами нравственности заведении, почёсывать им свои заросли. За это шерстяные вознаграждались бумажками иных валют (носили для них финансовые пояса на бёдрах), а иногда их приглашали и в гости. И по справедливости, а Куропёлкин и не роптал. Шерстяные и поручик Звягельский (такое присвоил Куропёлкин звание Звягельскому, хотя Звягельский ни в каких армиях не служил, а некогда блистал переплясами в хоре имени Пятницкого) были лицом клуба, истинными мачо. У самого же Куропёлкина на груди колесом ни волосинки, ни даже овсы не всходили. При этом Куропёлкин был одним из нескольких феноменов, которому позволялось (или от кого требовалось) доводить свой номер до решительного конца, то есть освобождать себя от всяческих тряпок и представать перед публикой в виде античного Дискобола. Фактура, оценённая агентом по трудоустройству в Ржевских банях, позволяла. Хозяин клуба Верчунов полагал, что жанр ночных видений при этом не нарушается, а перчинка, вот она, тут как тут.

      Но ни бумажек (хотя они и бывали), ни поцелуев. А хотелось бы и того, и другого. Увы…

      Может, сказались тут сплетни о Куропёлкине весело прикормленных коллег, нашёптывания ими изящным ушкам с пирсингами дури о якобы его изъянах или чуть ли не о болезнях, или сами дамы почувствовали его неуклюжесть в куртуазных общениях и определили его в «Дубину дубиной». Словом, – никаких приглашений в «Сопровождающие Кавалеры» или в ночные гости. Вершиной успеха был вызов «Мужчиной на час».

      Уже тогда Куропёлкин жалел о том, что произнёс злосчастное «Ларошфуко».

      И себя жалел.

      А хозяин Верчунов объявил, что он ему невыгоден и пусть ищет новую работу.

      7

      Однако под зад коленом почему-то не гнал.

      А какую работу и где её нынче искать?

      Возвращаться в Котлас, Сольвычегодск или в Коряжму? Или даже в уродившую его Волокушку?

      Известно, какими словами его бы встретили волокушские мальчишки, если они там ещё водятся:

      «Грудь моряка, жопа старика!»

      Или: «На побывку едет молодой моряк,

      Грудь его в медалях, жопа в якорях!».

      Но и медалей не было.

      И как кормить отца-инвалида, мать и трёх мелких Куропёлкиных?

      Лучше повеситься.

      Однако не спешил мироед Верчунов…

      А