Любовь и выборы. Лана Барсукова

до небольшого здания, выделяющегося на общем фоне, как золотой зуб во рту цыгана. Низенькое здание бывшего заводоуправления сияло свежим ремонтом. Фасад был покрашен, а в амбразуры окон вставлены новенькие стеклопакеты, которые не успели очистить от фабричной пленки.

      – Осторожно, тут ступеньки, – Лев Михайлович был сама забота. – Не держитесь за перила, лучше обопритесь на меня, краска еще мажет.

      Они прошли узким коридором, утыкающимся в дверь, рядом с которой висела табличка. Крупными позолоченными буквами на ней было написано лишь одно слово «Павильон».

      Режиссер галантно распахнул дверь:

      – Добро пожаловать в мир искусства. Или, как говорится, милости прошу к нашему шалашу.

      Шалаш представлял собой просторную комнату, в которой из мебели были только офисный стол, стул, вешалка, герб области и портрет губернатора.

      Стены павильона заслуживали отдельного внимания.

      Стена справа была оклеена фотообоями, имитирующими панорамный вид на столицу Зауралья. И этот вид в краткой визуальной форме сообщал миру, что в Зауральске все хорошо. Высотные многоэтажки горделиво вздымались посреди хрущевок, мелкой порослью покрывающих городское пространство. Белое здание областной администрации было тактично отгорожено от жилой зоны зеленым пятном сквера. Город прорезала нить водной глади. Река Зауралочка делила город на две неравноценные половины, отличающиеся ценой квадратного метра. Там, где располагались администрация и сквер, жилье почему-то стоило дороже. Через реку был перекинут мост, которой напоминал гнутую скрепку. На все это торжество урбанизма в малом провинциальном формате благосклонно взирало небо, подкрашенное художником до ярко-голубого сияния.

      Стена напротив была посвящена сельской тематике. Вдали паслись коровы, напоминающие своей пестротой стаю бабочек. Зелень пейзажа отсвечивала аж на потолок. На первом плане виднелась ива, выгнувшаяся в жесткой вопросительной форме, и рядом с ней береза торпедировала небо наподобие восклицательного знака. Ива словно вопрошала: «Что нас ждет?» – а береза ей гарантировала: «Нас ждет счастье и процветание». Лютики и ромашки, прижавшись к корням деревьев, подобострастно лепетали: «Конечно, конечно. А что же еще?»

      Третья стена была занята окном. Однако через него не проглядывал депрессивный пейзаж бывшего чулочного комбината. Ни в коем случае. Окно было заклеено пленкой с изображением пухлых облаков, беременных дождем. То есть окно пропускало солнечный свет, но ставило заслон печали и унынию.

      Последняя, четвертая, стена была самой обыкновенной, выкрашенной в вялый бежевый цвет. Стена вмещала в себя дверь, рядом с которой разместилась широченная вешалка, заменяющая платяной шкаф. Людочка снайперским взглядом определила, что на плечиках висят пиджаки и жакеты предположительно ее размера. «Реквизит», – сообразила Людочка и даже порозовела. Мерить одежду она любила. Ближе к углу, в свободном простенке, висел герб области и портрет губернатора.

      – Ну что ж, Людмила, не будем терять время, – перехватил ее взгляд Лев Михайлович.

      – Да,