Венецианская вечерня. Михаил Пантаев

дня содержит притчу о сеятеле. Что говорит она тебе сегодня?.. Мало радостно принять слово: нужно иметь в себе корень – почувствовать его в самый тихий свой час. И не соблазняться заботами: если стоишь на доброй земле, то воспитывай ее, ограждай от распыления и осквернения. А плодами делись… Но ты зачитался, ты читал давно… Это и есть вера? «Вложу законы Мои в сердца их, и в мыслях их напишу их…» Остается только прочитать, услышать. Можно ли быть уверенным, что услышал Его ответ – не свой; не сочинил собственный образ Иисуса и услышишь: «Отойди, не знаю тебя»? Четверка передает святой образ в непостижимой цельности, но ты-то выхватываешь отдельные части; не инфантильно ли – искать надежных толмачей, посредников, которые объяснят всё? Но и полагаться только на себя – тоже нельзя: не читать надо эту книгу, а исполнить как ораторию, вместе с церковью, которая для того и поставлена; спасибо за этот путь.

      Вечером, перекусив в номере, Леонид вошел к Святым Апостолам. Эту церковь он сразу окрестил своей: гостиница находилась в двух шагах, и он по праву причислил себя к этой parrocchia.

      «La porta della Fede è sempre aperta» – было начертано под купелью с небольшим золоченым распятием, воздвигнутым на кучке камней. «Но не хотели войти…» Просторная однонефная церковь светилась, напоенная лучами солнца; до мессы оставалось еще часа два, поэтому не было ни души. Впрочем, церковь пустой не бывает. Чувствуется чье-то присутствие. И не потому, что дверь ризницы не прикрыта. Стоят цветы, пылают свечи… «Если церковь пуста, то это не Церковь, а только храм». Но для кого-то и «только» порой значит: «единое на потребу». Мы снова здесь, изменчивые тени…

      Леонид не спеша осмотрел все. Отметил обитые зеленым бархатом широкие скамеечки для ног и таблички, прикрепленные к некоторым стульям в передних рядах: «Familia Pivetta», «Familia Fuga», «Familia Lisier». Эти представители почтенных семейств – несомненно, «любящие председательствовать в синагогах», – чувствуют, что набор в Царствие идет по-прежнему, пусть кто-то за церковными стенами и считает, что мир делается все более языческим. Понятно, делается… Но места еще есть – пока ярок свет. И надо о них позаботиться. Помяни наши имена, Пресвятая Дева, в своих молитвах.

      «Io sono il pane vivo» – гласила красная надпись в одной из капелл, предваряя Причастие святой Лючии. Леонид не был ни знатоком, ни любителем живописи, но мимо этой картины не пройдешь. «Тело Мое, за вас предающееся…» Св. Лючия жила в III веке, когда это таинство – как и теперь – нуждалось в разъяснении, и художник (уже в галантную эпоху) показал, что оно значило для той, которая была осуждена на мученическую кончину.

      Человека, лишь недавно начавшего приходить к причастию, спрашивают: что ты чувствуешь? такого, чего не было раньше? И что он ответит? Осмелится ли?.. Но почему нет? Если расскажет о том, что действительно чувствует, не о том, что ему недоступно, неведомо. Правда, чувства не так и важны здесь, но иногда… слышишь