Стимуляция. Виктор Улин

тоже пьяный в дугу, ничего не страшно.

      – Еще не в дугу, но уже начал сгибаться. Можешь спрашивать.

      – Как часто вы с Надеждой занимаетесь сексом?

      – Сексом? – переспросил он.

      – Ну да. Сколько раз в неделю вы трахаетесь? вот мы с Колей…

      Не договорив, Лена посмотрела в сторону.

      –…Да ладно, про мы с Колей потом, – она взглянула опять, в вырезе цветастого платья темнела ложбинка бюста. – Как трахаетесь вы с Надей?

      Ремезов ответил не сразу, причем не из-за Лениного лексикона.

      Полуцензурное слово было допустимо между людьми, которые дружили семьями тысячу лет и жили в одном подъезде, разделенные двумя этажами.

      Да и вообще формат вечера допускал все возможные вопросы.

      Они собрались у Ремезовых, чтобы отметить сороковой день рождения хозяина. Рассудительный Николай утверждал, что этот юбилей отмечать не принято, но женщины махнули на приметы.

      Жизнь в последнее время летела слишком быстро, они стали встречаться так редко, что стоило использовать любую возможность.

      Сейчас, когда все наелись досыта и еще больше напились, Надя с Николаем устроились в гостиной перед телевизором и запустили известный наизусть фильм с Брюсом Уиллисом.

      Лене захотелось выпить еще – Ремезов налил по пузатой рюмке коньяка и они вышли на балкон.

      Балконов в квартире имелось два, просто окно было только в дочкиной комнате, самой маленькой из трех.

      Гостиная смотрела на скучный двор, с трех сторон окруженный девятиэтажками, заставленный автомобилями, загаженный собаками и замусоренный детьми. Туда выходить для того, чтобы – по словам Лены, «поностальгировать о временах, когда сорок лет казались недостижимым пределом» – не тянуло.

      А балкон супружеской спальни был идеален. С него открывался вид на дамбу, защищающую низинный район от паводка. За насыпью плавно поворачивалась река, дальше темнел лесной массив противоположного берега, вечером у горизонта дрожали желтые огоньки региональной трассы. Здесь пахло природой и надеждами.

      Правда, весной начали убирать гаражи, заполнявшие пустырь между дамбой и домом. Пессимисты утверждали, что тут построят шестнадцатиэтажку, которая встанет окна в окна, загородит и вид и солнечный свет.

      Но Ремезов знал, что жизнь коротка и не стоит загадывать слишком далеко. Во всяком случае, этим июльским вечером тут было прекрасно.

      Выйдя с коньяком на «речной» балкон, они выпили, дружески поцеловались, затем выпили еще и поцеловались второй раз. Такие поцелуи были привычными, все четверо целовались между собой в присутствии супругов.

      Некоторое время они постояли молча, глядя на реку и лес.

      А потом Лена заговорила об интимных делах.

      Тема не была запретной; в нынешние времена никто не считал, что люди размножаются почкованием. И, кроме того, приятель-врач говорил, что в женском организме алкоголь снимает тормоза, и пьяная женщина может думать только о сексе.

      Разговор не нес двусмысленности; давняя дружба позволяла обсуждать что угодно. А примерно одинаковый возраст с разбросом в два-три года обуславливал одинаковые проблемы.

      – Ты задала самый больной из вопросов, – наконец ответил Ремезов. – Мне на эту тему не хочется даже думать. Когда не думаешь, кажется, что его нет. А когда подумаешь… Но раз уж заговорили…

      – Да, раз уж заговорили, – подхватила Лена, шагнула вдоль балкона, покачнулась, задела его рукой. – Раз уж заговорили?

      От нее сильно пахло коньяком и слабее – духами.

      – Раз уж заговорили, – он вздохнул. – Скажем так. Грустно осознавать, до какой степени мы постарели и насколько опустошилась наша жизнь…

      – Похоже, у нас сходные проблемы, – вставила она.

      –…Если ответить честно, то трахаемся мы с Надей от силы раз в месяц.

      – Ужас! А я думала, что только у нас…

      –…От силы раз в месяц, причем не из-за того, что нет условий. Вон сейчас, к примеру, Лизку на все лето сплавили к бабушке, все вечера наши. В пятницу можно раздеться и ходить голыми до понедельника. И…

      – И вставлять в любой момент, где угодно и как угодно? – подсказала Лена.

      – Да, именно так. Можно все, как в первые годы. А… неохота.

      – А почему неохота, можешь сказать?

      – Не знаю. Неохота, и все. Привычка, должно быть. Мы ведь женаты уже двенадцать лет. И извини за интимные подробности…

      –…Извиняю, – она грустно усмехнулась, отпила коньяка и прижалась к нему плечом.

      Ремезов тоже сделал глоток и опустил свободную руку на бедро соседки.

      Могучее и крутое, оно казалось чуть влажным под туго обтянувшим платьем. Под пальцами угадывался край Лениных трусиков, глубоко вдавленный в мякоть резинкой.

      Он осязал подробности, но это ничего не значило. Они с Леной были кем-то вроде брата и сестры. Ремезов обнял гостью машинально, так же машинально