Песчаный блюз. Андрей Левицкий

знать, у меня папаша доставщиком был. Так куда точно на восток ты направляешься? До Мурома только или дальше…

      Сзади рвануло.

      – Ага! – Потирая руки, она побежала на корму, и вскоре оттуда донеслось: – Сюда, Музыкант, погляди, хорошо-то как!

      Я только успел отпустить штурвал, как она снова появилась в дверях, схватила меня за локоть и потащила за собой.

      Над оставшейся далеко позади рощей поднимался дым.

      – Это мы их надолго остановили! – обрадовалась Эви, теребя меня за рукав. – Зацени, доставщик, как рвануло, а? Красотень!

      – Точно остановили?

      – А то! Там же щели, в махине этой, знаешь какие?

      – Не знаю. А ты откуда знаешь?

      – А нам рассказывали в Гильдии, как омеговские танкеры устроены. Горючка когда в бомбе взрывается, в баллонах там, так взвесь такая огненная пышет… И в танкер она попала наверняка. Омеговцы и погореть могли даже, хотя вряд ли, но обожгло их – точно. Еще задыхаться они начали, потому что оно кислород из кабины высосало. И резиновое если есть у них там что-то, так поплавилось оно. Короче, встали они надолго, а может, и насовсем.

      – Взвесь, кислород… – проворчал я. – Откуда вообще такие слова знаешь? В Гильдии им учат?

      – Ну да, – подтвердила она.

      – Как цыганка в Гильдию попала?

      – У-у… – протянула Эви. – Это история всей моей жизни.

      – Ну так рассказывай.

      – Че, все рассказать?

      – Давай-давай, чтоб я знал, выбросить тебя отсюда или просто пристрелить.

      – Какой ты грозный! – хохотнула Эви, ничуть не испугавшись. – Только рассказывать долго, а вон уже почти стемнело. Танкер теперь нас не догонит, потому можем остановиться на ночлег. Только мне еще подлечиться надо или хотя б просто на палубе твоей полежать малеха, оклематься, а то слабость какая-то. Да, и есть у тебя чего бухнуть?

* * *

      Солнце сползло к горизонту, вокруг протянулись длинные тени. Заглушив двигатель, я с трехлинейкой в руках выбрался на крышу рубки и осмотрелся. Барханы исчезли, Рязань остался далеко позади, вокруг в тиши лежали пустынные земли: бесконечные пологие холмы, заросшие травой и колючим кустарником, однообразные, как жизнь отшельника в киевских катакомбах. Лишь далеко-далеко в западной стороне, на фоне коснувшегося горизонта розового шара дрожали в мареве темные силуэты строений.

      На вершине соседнего холма показалось семейство пылевых сурков, они вытянулись на задних лапах и замерли, прижав передние к тощим брюшкам. Усатые морды с черными носами-пуговками казались воплощением глупости. Я достал гармошку – сурки мгновенно исчезли – и сыграл короткий мотив, в который постарался вложить свое ощущение от этого теплого вечера посреди молчаливого безлюдья.

      – Музыка – хорошо, – произнес голос внизу. – Люблю искусство, особенно когда громко.

      Я глянул вниз. Эви стояла возле рубки – босая, в закатанных до колен штанах.

      – Но стреляю я лучше, чем играю.

      – А готовить умеешь?

      – Умею.

      – Ну ваще на все руки мастер. Так сготовь нам что-то, жрать охота, а? Какой-нибудь,