Зина Портнова. Повесть о девочке, в семнадцать лет ушедшей к звёздам. Александр Усовский

растерянно: – Да что им от нас-то надо? Воевали они в своей буржуйской Европе – вот пусть бы дальше и воевали, к нам-то чего полезли?

      В это время на крыльцо вышел председатель сельсовета – кряжистый мужчина лет сорока, в пиджаке, бриджах и хромовых сапогах.

      Он угрюмо осмотрел толпу, тяжело вздохнул и сказал: – Значицца, так, граждане. Военнообязанные – через час собираемся тут, запас еды на три дня, кружка, ложка, чистое белье – с собой. Попрощаться – часа хватит. Едем в район, в военкомат. Остальные – разойдись, война – не бабское дело и, – глянув на девчонок, – не детское. Сурьёзное дело, мужское…. —

      Развернувшись, скрылся за дверью.

      В притихшей толпе раздался преувеличенно-бодрый голос: – Товарищи, чего приуныли? Красная армия могучим ударом сметёт врага! Своей земли ни пяди не отдадим!

      Пожилая женщина в сером платке злобно сплюнула: – Дурак ты, Славка! Война – это тебе не кино крутить!

      Славка: – Баба Глаша, ты чтой-то пораженческие разговоры заводишь? Аль не знаешь, что от тайги до Британских морей Красная армия всех сильней?

      Баба Глаша ничего не ответила, только пренебрежительно махнула рукой. Толпа разошлась, пожилая женщина же осталась, бессильно опустившись на скамейку возле девчонок.

      Тоня: – Баба Глаша, да не убивайся ты так! Славка, хоть и дурак, но ведь верно говорит – у нас Красная армия! За месяц немца за Берлин загоним!

      Пожилая женщина тяжело вздохнула.

      – Дура ты, девка, прости Господи… Война – это не то кино, что вам показывают, тру-ля-ля и в дамках…. Война – это горе и смерть…. В ту войну с германцем мой Яшка в Карпатах все ноги отморозил, пришёл калекой, да и помер через три года…. А сколько не пришло? До нас тогда фронт не дошёл, а беженцев из Польши, да из Ошмян да Сморгони я помню – в одночасье люди всё потеряли, хозяйство, скотину… Всё! Остались голые и босые. Бежали, в чем есть. Да в ту войну ещё не было всякого, что нонче в кино показывают – еропланов этих ваших. Танков, пушек… Газы были – я в госпитале в Полоцке санитаркой служила, навидалась отравленных газами… Когда с каждым кашлем куски лёгкого выплёвывали… А потом тиф, испанка – потому как не бывает войн без болезней… Детки маленькие умирали, почерневшие все… Эх, девки…. Горе это, война. А не тру-ля-ля это ваше. «Если завтра война, если завтра в поход» … Наплачемся ещё, нагорюемся….

      Девочки помолчали минуту, затем Зина ответила: – Баба Глаша, всё может быть. Но мы советские люди, и опасность должны встречать лицом – а не прятаться по схронам да клуням, дрожать от страха да бессильно плакать. – Помолчала, и продолжила: – Война – это горе, ты говоришь…. Наверное, ты права. Но не мы её начали, не мы напали на мирно спящую Германию – а она на нас. И теперь у нас выбор один – сражаться и победить. И никак иначе! Не может немец нас одолеть, и прав товарищ Молотов – наше дело правое, победа будет за нами!

      Пожилая женщина тяжело вздохнула: – Дай-то Бог, Зиночка, твои слова – да Богу в уши. Да только вы-то здесь при чём? Это армия воюет, а от вас, девок, одно