Добрая, злая. Вера Колочкова

же время замороженный, равнодушный. И сама она будто умирающая. Болеет, что ли?

      – Спасибо, Кать. Я не голодна. А вы что, плохо себя чувствуете?

      Катя ничего не ответила, только склонила ниже голову, мотнула русыми, свисающими вдоль щек прядями. Потянув к лицу бледную ладошку, зажала пальцами нос, снова потрясла волосами. Чего это с ней? Будто с трудом рыдания сдерживает…

      – У вас что-то случилось, Кать? – спросила осторожно, тронув за плечо.

      Катино плечо подрагивало мелко, даже сквозь толстую шаль ощущалось, каким оно было напряженным.

      – Что, Кать? – почти выкрикнула она, пытаясь развернуть ее к себе. – Говорите! Что-то с папой случилось, да?

      – Нет, Санечка, нет… – испуганно подняла на нее мокрые глаза Катя. – С Ленечкой все в порядке… Да он сейчас придет, сами увидите… Вы простите меня, я сама не своя сегодня, ничего не соображаю! Ночь не спала, потом весь день в больнице, потом по фондам с Ленечкой ездили…

      – По каким фондам? И почему в больнице? Кто у вас в больнице?

      – Ти… Тимоша в больнице… В реанимации…

      Она слезно и коротко вздохнула, будто икнула, и тут же зажала себе рот ладошкой, глядя на нее с ужасом. Будто сама своих слов испугалась. Потом отняла ладонь, стала говорить быстро, слегка захлебываясь:

      – У него под утро уже приступ случился… Неожиданно так… Давно не было приступа, а тут! Я уже два года спокойно жила, думала, пронесет… И снова – приступ! Слава богу, на улице пробок не было, скорая очень быстро приехала… А если бы днем… Это еще повезло, что под утро…

      – Постойте, Катя! Я ничего не понимаю… Что значит «два года спокойно жили» и почему пронесет? Он что, давно болен?

      – Давно, Санечка… С рождения…

      – Что-то серьезное, да?

      – Да. Редкая врожденная сердечная патология.

      – А… Почему не лечили?

      – Это не лечится, Санечка. Тут операция нужна. У нас таких операций не делают.

      – А где делают?

      – В Швейцарии.

      – Где?!

      – Да, Санечка, да… Мне врачи сказали, если доживет до двенадцати лет, то и здесь уже можно сделать. А пока только в Швейцарии. Вот я и думала, что мы с Тимошей дотянем до его двенадцати… Сами посудите – где я и где Швейцария?

      – Странно… А мне Тимофей вполне здоровым пацаном показался…

      – Да. Он последний год хорошо себя чувствовал. И я тоже подумала… Расслабилась как-то, знаете ли… Вот влюбилась даже… Ой, извините, вам неприятно, наверное.

      – Да бросьте! Что за глупости! Лучше скажите, что вы делать собираетесь? Надо же как-то попадать в эту Швейцарию! Это очень дорого, да?

      – Да. Очень. Но вы не думайте, я готовилась, я все эти годы копила! Хоть и сумма для меня неподъемная, конечно, но я все равно пыталась хоть как-то… Дом бабушкин в деревне продала, жила экономно, вечерами корректурой занималась…

      – И все равно не хватает?

      – Не хватает.

      – А эти фонды, в которые, вы говорите, днем ездили? Там что, не помогли?

      – Помогли…