Прощай, Берлин. Кристофер Ишервуд

одно – когда фрейлейн Мейер получит новый ангажемент. Этот вопрос сильно интересует фрейлейн Шрёдер, потому что фрейлейн Мейер запаздывает с оплатой.

      В хорошую погоду на углу Моцштрассе возле балаганчика стоит оборванец с постоянно мигающими глазами. Справа и слева от него развешаны астрологические карты и восторженные письма от благодарных клиентов. Фрейлейн Шрёдер ходит к нему на консультацию, когда есть чем заплатить. В сущности, он играет главную роль в ее жизни. В отношении к нему лесть и угрозы поочередно сменяют друг друга. Если хорошее предсказание сбывается, она может поцеловать его, пригласить на обед и купить ему золотые часы; если нет – может схватить его за горло, дать пощечину, нажаловаться в полицию. Среди прочего астролог предсказал ей выигрыш в Прусской Государственной лотерее. Пока что ей не везет. Но она все время прикидывает, что будет делать с этими деньгами. Мы все, конечно же, получим подарки. Я – шляпу, так как фрейлейн Шрёдер считает совершенно неприличным для господина с моим образованием ходить без шляпы.

      Если фрейлейн Шрёдер не раскладывает пасьянс, фрейлейн Мейер во время чаепития рассказывает ей о прошлых театральных триумфах:

      – Импресарио говорит мне: «Фрици, ты нам послана небом! Моя прима заболела. Сегодня ты отправляешься в Копенгаген». И главное, отказа он не принимал. «Фрици, – (он всегда называл меня так), – Фрици, ты же не хочешь подвести старого друга?» Так все и шло…

      Фрейлейн Мейер мечтательно прихлебывает чай:

      – Очаровательный человек. И такой воспитанный.

      Она улыбается:

      – Немножко фамильярный, но он всегда знал, где и как себя вести.

      Фрейлейн Шрёдер охотно кивает, жадно вслушиваясь в ее слова, упиваясь ими:

      – Думаю, эти импресарио – сущие бестии (не хотите ли еще колбаски, фрейлейн Мейер?).

      – Благодарю вас – малюсенький кусочек. Да, некоторые из них… вы не поверите! Но я всегда держалась очень строго. Даже когда была девушкой.

      Кожа голых мясистых рук фрейлейн Мейер начинает покрываться неаппетитной рябью. Она выпячивает челюсть:

      – Я баварка, а баварцы никогда не прощают оскорблений.

      Вчера, зайдя в столовую, я обнаружил, что обе женщины лежат на животе, прижав ухо к ковру. Время от времени они переглядывались и обменивались довольными ухмылками или игриво подталкивали друг друга, одновременно восклицая: «Ш-ш-ш…»

      – Слышите, – прошептала фрейлейн Шрёдер, – он сокрушит мне всю мебель!

      – Он всю ее поломает, – взвыла фрейлейн Мейер.

      – Эй! Вы только послушайте.

      – Ш-ш-ш!..

      – Ш-ш!

      Фрейлейн Шрёдер просто превзошла себя. Когда я спросил, в чем дело, она вскочила, переваливаясь, подошла ко мне и, взяв меня за талию, попыталась закружить в вальсе.

      – Герр Исиву! Герр Исиву! Герр Исиву! – Тут она остановилась, чтобы перевести дух.

      – Что случилось? – спросил я.

      – Ш-ш! Тише! Они снова начали! – доложила фрейлейн Мейер.

      В