Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге. Дмитрий Шерих

и полез в сруб через узкое отверстие, прорезанное в стене.

      Он обо что-то споткнулся, до крови оцарапал себе руку. За ним пролезли двое солдат. Посреди сруба был врыт столб.

      – Становись! – стараясь не смотреть Возницыну в глаза, сказал один из солдат.

      Возницын стал спиной к столбу. Солдаты начали привязывать Возницына.

      Когда руки отвели назад, сильно заболело в плечах – еще сказывалась недавняя пытка. Заболела потревоженная, не вполне зажившая спина. Возницын вскрикнул.

      – Полегче! – сказал солдат, связывавший ноги.

      – Все равно недолго мучиться, – ответил другой.

      Они привязали Возницына и вылезли. Забросали окно хворостом».

      И финал:

      «Густой сизый дым подымался со всех сторон, закрывал все – небо, солнце…

      Слезы посыпались из глаз. Едкая гарь сдавила горло. Сжала голову. Горечь лезла в рот, в нос, душила…

      Он хотел откашляться.

      – Софьюшка! – крикнул он, вздохнул полной грудью и безжизненно поник, обвисая на веревках.

      …Когда проворные желтые язычки пламени лизнули полу возницынского кафтана, Возницын уже ничего не чувствовал».

      Вдова казненного капитан-поручика получила мужнино имение, да еще и сто душ с землями в вознаграждение за «правый донос».

      Читатель уже осведомлен, что в петербургской истории это была далеко не первая казнь на религиозной почве, но и не последняя тоже. Двумя годами позже, например, случилось дело табынского казака Романа Исаева, арестованного в провинциальном Мензелинске за целую цепочку преступлений: «Волею своею из Татар и с женою своею крестился, и потом из солдатства и с женою своею бежал в Уфимский уезд и обасурманился и во время бунта… был же». В общем, и в ислам из православия перешел обратно, и в грозных бунтах башкир принял активное участие.

      Исаев хорошо понимал, что ему грозит неминуемая смерть, а потому решил сказать за собою «слово и дело государево» и поведал следователям про некий похищенный у него «камень ценою в 1500 рублей, который мог действительно светить и без огня, яко свет, что при нем можно писать». Заодно заявил, что «знает в Башкирии серебряную руду».

      Власти заинтересовались, казака переправили в Петербург. Мастера Тайной канцелярии быстро заставили Романа Исаева сознаться в выдумке насчет камня, хотя насчет руды он стоял на своем: где ее отыскать, знает доподлинно. Однако резолюция кабинет-министров от 2 июня 1740 года была однозначной: «Казнить смертью в Санктпетербурге, дабы в провозе его не было напрасного казенного убытка, а особливо чтоб с дороги не ушел и пущего злодейства учинить не мог».

      На всякий случай министры велели «не объявляя ему смерти, прежде спросить у него, конечно ль он такую руду знает и в каких именно урочищах». Однако отсрочка вряд ли оказалась существенной: 27 июня на Сытном рынке предстояла новая казнь, причем на эшафоте должен был оказаться один из недавних кабинет-министров.

      …Есть какая-то