Сандаловое дерево. Элли Ньюмарк

то, чтобы избавиться от самых безнадежных. Но осенью, когда родители вернутся в Калькутту, я намерена остаться в Симле. Найду себе небольшое, милое бунгало где-нибудь в сельской местности. Там так красиво – террасы чайных плантаций, горные речки, полевые цветы и вдалеке могучие Гималаи. И там я смогу делать все, что только захочу, как Фанни и Гонория. О, Адела, поедем со мной.

      – Я? – Адела удивленно вскинула брови. – В Индию?

      – А что тут такого?

      – Индия. – Глаза у Аделы как будто вспыхнули. – Вот было бы… О боже. Мы вдвоем… и Индия. Свет в глазах потух. – Родители никогда меня не отпустят. Такие расходы…

      – Я могла бы попросить отца…

      Адела рассмеялась:

      – Ты представляешь, что скажет моя мать, если я вдруг ни с того ни с сего объявлю, что собираюсь в Индию? Рыболовецкий Флот хорош для девушек с двумя-тремя неудачными сезонами или для таких, как ты, у кого там семья. А я? Нет, никогда. Матушка считает, что мужчины, служащие в Компании, это что-то вроде мирской приправы к миссионерским крокетам. Мы с тобой болтаем о Фанни Паркс, а она думает, что женщин там похищают и прячут в гареме. Представь меня в гареме.

      Фелисити не ответила. Адела в гареме? Смешно. И в то же время не смешно.

      Адела погладила подругу по изящному запястью:

      – У меня за спиной всего один сезон, и матушка еще не потеряла надежду. Может быть, через несколько сезонов, если ничего не получится, она отчается и отпустит меня на все четыре стороны.

      – Но это же столько лет!

      – А как еще? – Адела опустила голову. – Ох, что же я буду без тебя делать.

      Фелисити закрыла глаза, словно у нее разболелась голова.

      – Я никуда не поеду. Останусь и подожду, пока ты не сможешь поехать со мной.

      – Нет! – Адела резко выпрямилась. – Так нельзя. Этого я тебе не позволю. Подумай, сколько предложений тебе придется отвергнуть. Ты уедешь, а я присоединюсь, когда смогу. У каждой из нас долг перед собой, не забыла?

      – Ты серьезно?

      – Да. – Беспечный тон давался Аделе нелегко. – У каждой свой путь, к тому же у меня есть сейчас Кэти. Знаешь, я ведь учу ее читать.

      Фелисити вздохнула:

      – Как же мне будет недоставать тебя.

      – Нам обеим будет трудно.

      Прошел месяц. Адела и Фелисити стояли на пристани ливерпульского порта, и свежий сентябрьский ветерок трепал их юбки. Обе молчали, не находя прощальных слов. Толпа шумела все громче, и люди уже сновали туда-сюда по широким сходням. Груженные багажом кебы еще влетали на пристань, и рука громадного парового крана подхватывала ящики и тюки, вскидывала в небо и опускала в трюм. Между поднимавшимися на борт легко угадывались возвращавшиеся после визита домой жены военных – на лицах их застыло выражение смиренной покорности.

      На носу корабля собралась небольшая группа пассажиров третьего класса – миссионерши в унылых, однообразных одеждах. Открыв маленькие черные книжицы, сборники духовных гимнов, они завели печальную песнь об опасностях далекого пути и ожидающем их