Иван, Кощеев сын. Константин Арбенин

А у своего брата, человеческого, и спросить про то-сё не зазорно. Всё ж таки ты на половину-то из ихних… Стало быть, пойдёшь сейчас вот в тую сторону, сначала по тропке, потом тропка в дорожку разрастётся, потом обойдёшь прудик с ивнячком и прямо через бурьян выйдешь на распутье. На распутье том камень указательный располагается. Прочитай на ём, в какой стороне Лесное царство. В Человечье-то царство пройти отседова можно только через Лесное, обогнуть его никак нельзя – слишком обильное.

      – Понял, – кивает Иван. – Спасибо тебе, Яга Васильевна, нянюшка моя ненаглядная… Ну я мужика-то забираю, ага?

      – Ась? – бабка сначала якобы не расслышала. Да потом махнула рукой – бери добро!

      Горшеня старушке поклонился, спиной отмёрзшей скрипнул.

      – Эх, спасибо тебе, бабушка, за предоставленный мне, так сказать, внеочередной отпуск. Где б я ещё так крепко отдохнул да выспался!.. Постой, – стал он по сторонам осматриваться, – а ведь со мною дружок ещё был, Сидором кличут.

      Иван бабку взглядом как бы спрашивает: никак ещё и Сидор какой-то был? А та ему другим взглядом отвечает: да что ты, милок, – это, видать, мужик с перемёрзу того – умом заплошал, несуществующее выдумывает!

      – Какой такой дружок? – спрашивает хозяйка.

      – Да верный дружок – солдатский мешок, – говорит Горшеня. – Сидор по-нашему. Без него мне пути не будет, в нём все мои богатства и утварь перемётная.

      Бабка рукой махнула: дескать, обошлось. Велела тут стоять, а сама быстро в подпол слазила, вытащила холодный заплатанный сидор. Горшеня мешку своему обрадовался, обнял, как друга, только что целовать не стал. Раскрутил завязку, руку запустил – щупает босяцкие имущества свои.

      – Да всё в целости и сохранности, не беспокойсь, – оскорбилась слегка старуха. – Нужны мне твои сухари с портянками!

      – Верю тебе, бабушка, – улыбается Горшеня. – А в мешок полез, потому как соскучился по имуществу своему ненаглядному, затосковал, захотел его рукой потискать. У тебя вот – огород да хатка, а у меня – мешок да заплатка. У каждого своё богатство, бабушка, свой, так сказать, нажив!

      – Иди, – толкает его Яга Васильевна, – нажив, покуда сам жив… А что касаемо чёрта, Ваня… Шутки-то они шутками, а по существу – всё же чёрт и может чтой-то уместное подсказать. Мы, хотя и нечисть, а живём среди смертных, и обзор у нас, стало быть, такой же – смертный. А чёрт – который не из средних, а ранжиром постарше, – он в других эмпиреях обитает, и видно ему гораздо более здешнего. Так что запросто могёт знать то, о чём мы и не догадываемся. Вот такие мои думки-соображения, Ванюша.

      – Спасибо тебе, нянюшка, – кланяется Иван.

      – Ну, обложили старую спасибами, как ту сахарную голову! Ступайте, охламоны, хватит в дверях просвечивать!

      Сказала – и выпроводила обоих за дверь.

      6. Путь-дорога

      Покинули дорожные товарищи бабкины сосновые угодья, вошли в толстоствольный лес. Горшеня весь будто в смотрение превратился: то вокруг себя глядит, то внутрь заглядывает. Так в соизмерении себя с окружающей действительностью