Цель – Перл-Харбор. Александр Золотько

Лишь коснулось, и не острием, а плоской стороной. Холодной плоской стороной.

      – Мы не любим, когда кто-то шумит в машине, – сказал Нойманн. – Мы хотели бы поговорить с вами, герр Торопов, но если вы попытаетесь кричать, то штурмфюрер Краузе медлить не будет. Единственное, чего вы добьетесь, так это быстрой и почти безболезненной смерти. Наш организм так устроен, что если перерезать артерию, то мозг, лишившись кислорода, просто уснет. Всего секунд тридцать. Максимум – минута. Будет много крови, но…

      – У меня есть тряпка, прикрою горло, – сказал Краузе, снова качнув ножом перед лицом Торопова. – А потом Пауль притормозит, мы выбросим тело и уедем.

      – Вы хотите жить, герр Торопов? – спросил Нойманн. – Вы ведь не собирались умирать этим утром? Начинается весна, даже в ваших диких местах поют птицы и набухают почки… Жизнь прекрасна. Нет?

      – Кто… вы… такие?.. – прохрипел Торопов.

      – А какая вам разница, господин чекист? – засмеялся водитель.

      Его Торопов так и не рассмотрел. Водителя зовут, кажется, Пауль. Так сказал этот тип с ножом.

      – Не чекист, – поправил Нойманн. – Энкавэдист.

      – По мне – все равно. Мясо – и больше ничего.

      – Я…

      – Ты лучше помолчи, – Краузе похлопал Торопова ножом по щеке. – Мы дадим тебе слово – и тогда боже тебя упаси молчать. Сейчас – лежи и наслаждайся жизнью. Человек не знает, сколько ему отмерено. В любой момент нить может оборваться… или ее кто-то обрежет…

      Не сознавая до конца, что делает, Торопов попытался оттолкнуть лезвие ножа от своего лица.

      – Дурак, – сказал с усмешкой Краузе. – Не дергай щупальцами, комиссар…

      – Вырывается? – осведомился Пауль. – Лови.

      На грудь Торопову упали, звякнув, наручники.

      – Прошу ваши ручки. – Краузе убрал нож и ловко защелкнул браслеты на руках Торопова. – Будешь еще дергаться – заткну рот и подрежу сухожилия на ногах. Для начала.

      – Но даже тогда жизнь все равно будет прекрасна и заманчива, – распевно произнес Нойманн. – Как написал когда-то ваш сумасшедший гений Достоевский, даже если бы мне выпало до конца жизни стоять над пропастью на узком карнизе, вокруг бы грохотал гром и сверкали молнии, и меня стегал ледяной дождь, и тогда бы я выбрал жизнь… Я не ручаюсь за точность цитаты, но общий смысл…

      Машину тряхнуло.

      – Что такое, Пауль? – спросил Нойманн.

      – То, что они называют дорогами, – со смехом ответил водитель. – Я заслушался вашим выступлением, герр штурмбаннфюрер, и зацепил колесом яму.

      – Осторожнее, Пауль. – Краузе тоже засмеялся. – Если машина сломается, то придется нашего гостя бросить в ней. А я еще не наигрался.

      – Хорошо, я буду осторожен, – сказал водитель. – Да тут недалеко. Черт…

      – Вас ист лос? – быстро спросил Нойманн.

      – Да ист айн шуцман, – ответил Пауль напряженным голосом.

      – Фар нихт лангзамер унд нихт шнеллер…

      Торопов не знал немецкого. И в школе, и в университете учил английский,