Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». Михаил Елисеев

устояли снова, и когда вечерние сумерки опустились на землю, монголы вновь отступили от оказавшейся недосягаемой укрепленной горы. Всю ночь в русском стане жгли костры, опасаясь ночной атаки, а князья и воеводы обсуждали сложившееся положение. А оно было плачевным – в яростных двухдневных боях киевляне потеряли очень много убитыми, а количество раненых превышало все мыслимые пределы. Заканчивались стрелы и метательные снаряды, но самая главная проблема была в том, что подходили к концу запасы воды. И если проблему с продовольствием можно было решить, забив всех лошадей, то проблему с водой можно было разрешить только одним способом – сделать вылазку, а это означало новые тяжелые потери, и главное, пришлось бы покинуть столь надежное укрепление. Калка – вот она, рядом, прямо под горой, но до нее еще надо дойти сквозь монгольские ряды, а потому к этой мере решили прибегнуть только в крайнем случае. Пока же решили продолжать бой, поскольку понимали, что и монголы тоже не могут сидеть под горой как привязанные, у них свои цели и задачи, а затяжная битва с киевской ратью в их планы явно не входила. В попытках овладеть укреплением Субудай и Джебе запросто могли положить все свои войска, и тогда им пришлось бы по всей строгости держать ответ перед своим повелителем. Третий день ничем не отличался от предыдущих дней – с первыми лучами солнца штурм возобновился и непрерывно продолжался до середины дня, а потом нукеры отступили, и русские воины увидели карабкавшегося вверх по склону одинокого человека. Многие из дружинников, ходившие до этого походами в степь, знали его, это был старшина бродников по имени Плоскиня.

      Бродниками русские летописи называли смешанное местное население, которое проживало в нижнем течении Дона и Днестра, а также вдоль побережья Азовского моря в XII–XIII веках. В. Татищев считал, что так назывались русские люди, которые исповедовали христианство и были поселены на Дону для показания бродов и переходов. А С. Соловьев называл их просто бродячими шайками, напоминающими казаков, примерно такого же мнения придерживался и Н. Карамзин, считая бродников разбойниками, которые иногда нанимались на службу за плату. И вот воевода этих самых бродников и предстал перед Мстиславом Романовичем и двумя другими князьями, которые находились в укреплении, – Андреем Туровским, зятем киевского князя и Андреем Дубровицким. Плоскиня сообщил, что монгольские полководцы, Джебе-нойон и Субудай, не желая больше проливать кровь своих воинов, согласны за выкуп отпустить князей и всю русскую рать. Пусть князья выведут свое воинство, сложат оружие и идут куда хотят – им препятствовать никто не будет, монголы свое слово держат крепко. В подтверждение своей искренности Плоскиня целовал крест на глазах у тысяч воинов и клялся, что все так и будет, как он только что рассказал.

      Трудно сказать, почему Мстислав Романович решил поверить мерзавцу, – скорее всего он просто не знал, что делать дальше, и думал, что надолго сил у киевлян не хватит. С