Без выбора. Марина Кистяева

поднять взгляд оказалось нереально сложно. Невидимая стена, стремительно выросшая между ними, мешала.

      Темные штаны на длинных мускулистых ногах. Крупные бедра. Торс, обтянутый белой футболкой. Ни грамма лишнего на животе. Выше… еще выше… Грудная клетка тоже достойна уважения. Отдаленно Вита про себя отметила, что Багровский зря времени не терял, занимался спортом. Хищник всегда должен быть в форме.

      Широкие плечи, немного худощавые, жилистые. Улучшит питание, и они раздадутся, Вита не сомневалась.

      Взглянуть в лицо мужчине оказалось самым сложным. Квадратный подбородок, заросший щетиной, такой модный, но, наверное, не в данном случае. Губы бледноватые, четко очерченные. Блинный прямой нос с небольшой горбинкой, полученной, скорее всего, в результате перелома. Высокие скулы, на которых сейчас играли желваки. Широкий лоб с нависшей, выбившейся из прически челкой темных, почти черных волос. Кустистые брови, недовольно сведенные.

      Глубоко посаженные глаза, обрамленные шикарными длинными ресницами, которым позавидовала бы любая девочка. Цвет же глаз – черный, угольный. И в них таилась опасность. Они, словно лезвие, блестели и не сулили ничего хорошего. Смотрели на Виту, даже не моргая. Пристально, изучая и сканируя.

      Вита готова была поклясться, что физически чувствовала, как взгляд скользит по её лицу. Щекам, губам. Шее. Ниже. По голым плечам. Задерживается на высокой груди. Задерживает дольше, чем следует.

      Переждать взгляд Багровского становилось невыносимо с каждой секундой, и Вита не выдержала.

      – Я не губастая. А спешу я в комнату, чтобы забрать сумку и уехать отсюда.

      Губы Багровского скривила усмешка, от которой Виту нешуточно повело.

      Зачем злить зверя?

      Голодного. Одичалого.

      Молодой мужчина оттолкнулся от перил и направился в её сторону. Вита, сама не осознавая, сделала шаг назад и уперлась спиной в стену.

      Зачем она его злила? Именно сейчас? Играла с огнем, со стихией.

      Ей бы, глупой, переждать. Дотерпеть до ночи, когда начнется вакханалия, и Багровский наверняка напьется, расслабится со шлюхами, и, возможно, ей удастся…

      – Уехать? Губастая, ты пять лет пыталась от меня слинять. Не надоело?

      – А тебе не надоело со мной нянчиться?

      Он надвигался, она сильнее вжималась.

      Беги… не стой… беги…

      Больная нога прострельнула новой болью.

      Поймает.

      Шагу не успеет ступить.

      Почему он так на неё смотрит? Словно она ему должна. Непонятно, что. Или всё разом?

      Может, и должна… Их семьи столько долгов наделали друг другу. Но ей сказали, что всё закончено. Всё списано.

      Но этот взгляд… Он пугал. До чертиков. И какой бы смелой и отчасти отчаянной Вита себе ни казалась, сейчас она ничего, кроме удушающего страха не испытывала. Да и кто тут не испугается, когда на тебя надвигается разъяренный взрослый мужчина, ростом не менее метра восьмидесяти пяти и весящий под девяносто килограмм, а, может, и больше?

      Она же худенькая, невысокая.