Охота на не рыжую. Ольга Владимировна Свистунова

с радостью и визгом повторяя за Робертом коротенькое слово «ещё». Маленькая девочка около часа позволяла дружить с собой малознакомому дяде, пока прямо в полёте не замерла и не замолчала. Это продлилось недолго. Как только подгузник увеличился примерно в два раза, Ева заревела. Непрекращающийся детский плач вызвал у Роберта сильное раздражение, резкую головную боль и даже некоторую досаду, заставившую ускорить свой шаг и быстро забыть его о тех новых приятных ощущениях, которые внезапно возникли в области сердца. Молодой человек не смотрел по сторонам, пытаясь избежать обеспокоенных взглядов молодых мамаш. Но больше всего парень боялся столкнуться у подъезда с опытной «старой гвардией» в вязаных носках, чья отменная память навсегда сохранит этот момент и будет напоминать о нём при каждом удобном случае. К великому счастью юноши, место у подъезда не представляло для него никакой опасности, так как деревянные скамейки пустовали.

      Роб не смотрел на часы, но когда переступил порог квартиры, жалость и злость он уже испытывал только к себе. К себе, легкомысленному дурачку, не имеющему никакого опыта общения с малышами, решившему, что сможет самостоятельно справиться с таким щекотливым делом. Сонь будить не пришлось, так как те вмиг пришли в себя от крика собственного чада. Роберт торжественно вручил ребёнка матери, заявляя с натянутой улыбкой, что следующий раз возьмёт на руки крестницу, когда та будет разговаривать предложениями или, как минимум, сама попросит его об этом.

      С того самого дня дети его мало интересовали. Можно даже сказать, он их избегал. Исключением была уже взрослая крестница, а больше ему никто не был нужен. Через слабую пелену воспоминаний вновь прорвался звонкий визгливый крик ребёнка.

      – Аша, бери! Аша, смотри! Аша, замри! Аша, отомри! – то и дело доносилось из соседней палаты.

      Роберт, недолго думая, добавил недостающую, на его взгляд, букву П к загадочному имени, и сразу все стало на свои места. Он понял, что у мальца, шумно носящегося по палате и добрых сорок минут высушивающего ему мозг, был друг Паша с крепкой нервной системой, а также наушниками и Интернетом. Он не обращал никакого внимания на непоседу, а тот изо всех сил отчаянно пытался привлечь его внимание, балансируя на гране фола, пока их матери обсуждали последние больничные новости. Время тянулось бесконечно медленно. Головная боль не прекращалась, как и детские крики. В какой-то момент Роберту показалось, что время совсем остановилось, возможно, даже сбежало из шумного отделения в неизвестном направлении, так как предпочитало тишину. В порыве гнева парень открыл было рот, вскочил при этом резко с кровати, но приступ тошноты быстренько заставил его передумать. Роберт накрыл голову подушкой и от безысходности молча лежал до тех пор, пока не заснул.

      Проснулся он уже от низкого мужского баса, вежливо приветствовавшего жильцов соседней палаты, но потом дверь закрылась, и больше он ничего не слышал. Голоса пожилых женщин