Золотая пыль. Джеймс Уиллард Шульц

что тебе следует уехать в Штаты, в Сент-Луис, и там пойти в школу.

      – Не нужна мне никакая школа, – ответил я. Я могу читать и писать, и считать умею, и этого достаточно для того, кто всю жизнь собирается провести среди этих гор и равнин.

      – Ну, может ты и прав. Была бы жива твоя мама…она ведь была не такой, как мы…

      Лицо его изменилось, стало серьезным, и, не закончив фразы, он отправился спать.

      Синопа стал скрести в дверь. Я впустил его, сам растянулся на скамье для гостей в торговом зале, и, свернувшись рядом со мной, зверек затих. Он изменил привычкам своей породы – он любил быть днем рядом со мной и ночью спать рядом со мной. Я достал его из норы, когда ему было всего несколько дней от роду, и, пока он не научился есть мясо, подкармливал его разбавленным сгущенным молоком. Я был единственной матерью, какую он знал.

      Пока я так лежал, сожалея о кончине моего доброго друга Энди, мне вспомнилось последнее замечание отца. Неужели правда то, что он сказал – что я, если не смотреть на цвет кожи, стал настоящим индейцем?

      Шесть лет назад мой отец привез меня, двенадцатилетнего мальчика, с мамой из Сент-Луиса в форт Бентон, желая там обосноваться – он открыл там небольшой магазин. Год спустя мама скончалась от непонятной болезни, и в день ее похорон отец сказал мне:

      – Мальчик, я закрыл лавку и больше ее не открою. Без твоей мамы я тут оставаться не могу. Мы отправляемся в странствие: мы будем бродячими торговцами с индейцами –будем жить с ними, кочевать с ними, продавать им необходимые вещи и разные безделушки, которые им так нужны.

      В течение года отец торговал с пикуни, одним из трех племен конфедерации черноногих, и один из их вождей, Бегущий Журавль – добрый, щедрый, веселый – очень с ним подружился. Так что, когда отец поговорил с ним, он сказал, что мы должны путешествовать и торговать с его племенем и жить в одном из двух его вигвамов.

      Начали мы с малого: у нас был фургон, запряженный четвёркой лошадей, на нем отец периодически ездил в форт Бентон за свежим запасом товаров, и на время его отсутствия я оставался с вождем, его женщинами и детьми. Фактически я стал членом его большой семьи. Я играл с его детьми, моими ровесниками, и в совершенстве выучил их язык; я охотился и убивал бизонов, вапити и оленей, и даже убил нескольких гризли до того, как мне исполнилось шестнадцать. И, разумеется, я проникся верованиями этого народа – даже принимал участие в их великолепных церемониях, проводимых в честь Солнца, своего великого божества, его жены Луны и их сына, Утренней Звезды. Их молитвы – их пели шаманы, или жрецы Солнца, низкими голосами, с большим чувством – заставляли меня дрожать, производя просто невероятный эффект. На ежегодных церемониях в магической хижине – большой хижине, построенной в жертву Солнцу (антропологи неправильно ее называли танец Солнца) – я тоже принимал участие, деля кусочек вяленого бизоньего языка, данный мне женщиной, принесшей обет: я протягивал кусочек к небу, прося Солнце дать мне и моим близким долгую счастливую жизнь, потом закапывал часть его в землю, молясь Матери-Земле, а оставшийся маленький кусочек съедал.

      Ну