«Сатурн» почти не виден. Василий Ардаматский

– не выйдет.

      – Нет, нет, я скажу все. Спрашивайте.

      – Кто точно забросил вас?

      – Подразделение абвера, имеющее название «Сатурн»…

      Вот когда начался настоящий допрос, который длился больше часа.

      Когда чуть занимался рассвет, немца вывели из штабного здания, посадили в машину и увезли в Москву. Потом на крыльце здания появились Старков, Марков и Петросян. Посмотрев в бледнеющее небо, Старков сказал:

      – Ну что ж, возможно, это утро – историческое…

      В этот момент где-то над ними оглушительно завыла сирена. Переглядываясь, они слушали ее и видели, как от военного городка к аэродрому бежали люди. Из штабного здания вышел летчик. Нахлобучивая на голову шлем, он смотрел на небо.

      – Тревога? – спросил у него Старков.

      – Война, – ответил летчик и побежал к самолетам.

      Часть первая. Навстречу врагу

      Глава 1

      – Кто вы такой? Фамилия?

      – Пантелеев Григорий Ефимович.

      – Профессия?

      – Это вы в смысле профсоюза? Считайте, что выбыл. Лет десять, как взносы не платил.

      – Коммунист?

      – Хранил Бог.

      – Что это значит?

      – Ну, даже близко к ним, к коммунистам, не был. Хранил Бог, говорю, от этого.

      Человек, задававший вопросы, записал что-то в своем блокноте и, постукивая карандашом по столу, внимательно разглядывал своего собеседника.

      Они сидели в просторной, залитой солнцем комнате. Ветерок, залетавший в раскрытые настежь окна, шевелил гардины и приносил с собой чуть слышный шум большого города.

      Один из них – в добротном светло-сером костюме – по-хозяйски расположился в кресле. Другой – в мятом, потрепанном пиджаке и мешковатых брюках, заправленных в разношенные сапоги, – сидел скромненько, на краешке стула, всем телом почтительно подавшись вперед. Тому, который сидел в кресле, можно было дать лет тридцать пять. У него было худощавое лицо с резкими чертами, покрытое ровным, еще не сильным загаром. Выпуклые надбровья отчеркнуты темными бровями. Прямой тонкий нос и близко к нему поставленные серые глаза придавали его лицу выражение какой-то недоброй внимательности, которое, однако, мгновенно слетало, стоило ему чуть улыбнуться. Но сейчас он не улыбался…

      Его собеседник был помоложе, и это было видно, несмотря на пушистые рыжеватые усы и бородку лопаточкой. Вздернутый широкий нос с раздвоенным кончиком и широко открытые маслянисто-черные глаза. После каждого вопроса бородатый всем своим широким корпусом делал движение вперед и, отвечая, пригибался, будто подобострастно кланялся.

      – Где вы работаете?

      – По бумагам я числюсь отсюда дальше далекого, аж за самой Колымой. А только теперь, я считаю, бумагам моим ноль цена, грош-копейка. Теперь я пожить хочу, господин начальник.

      – Минуточку, минуточку, я не уловил. Что значит вы числитесь за Колымой?

      – Так я там состою при леспромхозе.

      – Кем?

      – Сторожем или, если хотите, обходчиком.

      – А здесь вы как очутились?

      – Родной