Меловой крест. Вионор Ахмедович Меретуков

и галерее Академии.

      Я повертел сигарету в пальцах и, сдерживая раздражение, отчеканил:

      – Я не могу, как те туристы, которые превратили увлекательные путешествия в профессию и исколесили на старости лет полмира, бегать по музеям и фотографироваться возле каждого вытесанного из мрамора древнего грека, любуясь его сифилитическим носом и отбитыми еще до нашей эры яйцами…

      – Ого! Сколько сарказма… – Дина кротко улыбнулась. – Я думала, тебе это интересно. Ты ведь художник… Почему ты на меня сердишься?

      – Прости. Это я на себя сержусь. Совершенно не могу долго сидеть на одном месте.

      – А как же Москва?.. Ты там годами сидел, никуда не выезжая.

      – Там я работал. И потом, – то Москва… Дом, хозяйство…

      – Что-то мешает тебе работать здесь… Или кто-то. Может, я? Я могла бы уехать…

      – Я сам себе мешаю… И потом, все эти пейзажики тысячи раз тысячами художников написаны и так набили оскомину, что… – я замер с открытым от изумления ртом.

      Мой взгляд случайно упал на странного туриста, идущего в толпе низкорослых японцев и диковато озирающегося по сторонам. Он был бы похож на ребенка, потерявшего мать, если бы не имел на лице пятидневной щетины и если бы не возвышался над азиатами на целую голову.

      А так турист как турист. Почти. В летних, свободного покроя, брюках, голубой рубашке и сабо на толстой подошве. Правая рука мяла невероятно большую, устаревшего фасона, с высокой тульей и широкими полями, соломенную шляпу, увенчанную красной атласной лентой и пошлым бантом.

      В левой руке небритый гражданин нес корзину с цветами, фруктами и бутылкой армянского коньяка.

      Глаза туриста уперлись в меня. Он резко остановился – будто наткнулся на невидимую стену, и, замерев, некоторое время простоял неподвижно, постепенно осознавая, что нашел если не мать, то, по крайней мере, человека, которому сможет без опасений доверить корзину.

      Японцы, сцепляясь сумками, обтекали его по сторонам. По лицу туриста бродила плотоядная людоедская улыбка. Он коротко размахнулся и артистичным движением выбросил старомодный головной убор в воды Большого канала.

      Маленькие азиаты разом загалдели и принялись снимать на видео весело покачивающуюся на воде соломенную шляпу необычной формы и невиданных размеров.

      – Действие первое, явление седьмое, – сказал я, сдерживая радость, – те же. К сидящим за столиком шаркающей кавалерийской походкой подкрадывается Энгельгардт. В руках корзина…

      – Ну, наконец-то, едва вас нашел! Я здесь уже два часа, – усталым голосом сказал Алекс, подходя и ставя корзину на стул. – Ну и жарища! Здесь всегда такое пекло?

      – Шляпу не жаль?

      – Она у меня водонепроницаемая…

      – Каким ветром?..

      – Да вот, решил развеяться… Прилетел утром.

      – Прилетел? Своим ходом? – спросил я. – На собственной реактивной тяге?

      Алекс