На излёте, или В брызгах космической струи. Роман. Анатолий Зарецкий

могилой твоею цветы

      Выткали яркий узор.

      А я знаю, что это ты,

      Смерти наперекор.

      Это дыханье твое

      В прозрачных алмазах-росинках,

      Это твоя красота

      В утренней свежести листьев.

      Для меня ты – мгновенье и вечность.

      Мгновенье наших встреч

      И вечность разлуки

      НАВСЕГДА.

      Этим стихотворением я завершил мою первую повесть, озаглавленную “Odnoklassniki.ru. Неотправленные ПИСЬМА другу» и посвященную светлой памяти Людочки Кучеренко.

      В той повести я рассказал о наших детстве и юности, о первой любви, которая стала для нас обоих большой любовью на всю жизнь. Там подробно рассказал обо всем, что здесь, в предисловии, изложил конспективно.

      А сейчас перед Вами повесть о моей «гражданской» жизни в удивительной стране, под названием СССР, на излете ее существования.

      Глава 1. На нулевой отметке

      Я проснулся оттого, что кто-то топтался в дверях комнаты. С трудом открыл глаза. Так и есть, на пороге улыбающийся отец с небольшим подносом в руках.

      – Проснулся сынок? – спросил батя, хотя, конечно же, увидел, что не сплю. Впрочем, в таком полумраке, если специально не приглядываться, действительно не разглядеть, – Может, поправим здоровье, сынок? Вчера в Мерефу съездил, такой первачок привез. Горит. Градусов на семьдесят потянет, – бодро рассказывал он, пристраивая меж тем поднос, на котором обнаружил маленький графинчик, пару рюмочек и несколько кусочков черного хлеба с настоящим украинским салом.

      Да-а-а. Мерефянский самогон – это вещь. Харьковские казаки большие спецы по этой части. Помню, как мы с отцом навестили его друга – дядю Ваню Запорожца. Тогда еле-еле уехали из той Мерефы аж на третьи сутки. Выпитого самогона на месяц бы хватило, а там, на свежем воздухе, да при отличной закуске. Нет слов. И еще поразило, что казаки пили не рюмками, а гранеными стаканами, и не пьянели. Лишь хорошо набравшись, валились сразу. Пили все, включая старушек и даже малолетних детей. Детям, правда, не наливали, а делали «тюрю» – крошили в мисочку белого хлебушка и поливали самогоном и медом. Пятилетняя дочка дяди Вани, отведав такой тюри, быстро и без обычного скандала уже через полчаса отправилась спать. Да и сало в Мерефе умеют делать. Великолепное сало. Ну, а харьковский черный хлеб – это особый разговор. Помню, как мама Саши Бондаря попросила, чтобы он всякий раз, приезжая на каникулы в Бердянск, привозил в качестве подарка буханки три харьковского черного хлеба.

      – Привет, батя, – поприветствовал отца, – Не откажусь за компанию. А что так темно? Может, откроем окошко? – потянулся я к плотным оконным занавескам.

      – Что ты, сынок! Лучше свет включим, если темно, – вдруг всполошился тот.

      – Что за маскировка? – не понял я.

      – Да этот дурацкий первый этаж. Такой неудобный. На старой квартире проблем не было. А здесь