Избранные стихотворения. Николай Болдырев-Северский

сти и таланта

      природа в нас творит спонтанно.

      Так грезят волны неустанно.

      Так неустанно бьют куранты.

      И только святости причина

      не из природного истока.

      Ее ключи лежат глубоко.

      За цепью гор – ее кручина,

      что нас уводит дальше слова

      и дальше тел и страсти знанья.

      Там оставляют нас признанья.

      Там новая в нас ждет основа.

* * *

      Еще чуть-чуть пошевелим крылами,

      еще чуть-чуть цветы потрогаем рукой,

      потом взлетим над деревами

      и ощутим такой покой…

      Но защемит вдруг боль тоски по краю песен,

      по речке недолюбленной в утайных берегах.

      И ворот новой жизни станет тяжко-тесен,

      и ты уснешь в слезах.

      Когда проснешься поутру ты этою рекою,

      всё встанет на свои места.

      Ты будешь в центре течь великого покоя,

      чья музыка – с листа.

* * *

      Что было – разве ж навсегда исчезло?

      Не перервать тот звук, что не звенит.

      Могущественна дней пустынных бездна.

      Мощней столпов и гор невидимый гранит.

      Есть чистота вдали от достижений,

      от жадных перекрестков и дорог.

      Есть близость без объятий и сближений.

      Как книги есть без суицида строк.

      Есть песня, чей полет мощнее ритма.

      Есть голос, чью гортань нам не сыскать.

      Есть бытие – не битва, не молитва:

      в нас Позабытое желает сновать стать.

* * *

      И все же лучшее в тебе -

      во мгле рождается, во мраке,

      среди полей и ковылей.

      Ты предрассветный пил елей

      в едва накинутой рубахе

      на крошечном на островке

      среди реки тишайше-донной.

      О полоумный лес бессонный,

      пескарь, живущий на песке!..

      Ты весь дрожал. В раю? В тоске?

      Когда продлишь ты этот миф

      до страсти в сердце безнадежной,

      ты станешь особью берложной,

      глубины горя полюбив,

      где мощь реки поет мотив

      всей сути жизни осторожной.

* * *

      Как сад мой мал!

      И в самом деле:

      как тихо облако сознанья,

      как медленны его рецепты

      и как бескрайни те пучины,

      куда ввергает нас страница

      любая, автора любого.

      Когда бы даже он не гений,

      а просто маленькая птичка,

      в которой звезды блещут странно;

      всё страшно в путь пуститься ночью.

      Ведь сад мой будет без вниманья,

      а в бесконечности нет смысла.

      Я должен медленно и точно

      следить за почками и цветом,

      за желтизной и сорняками

      и за пейзажем спелой сливы.

      Здесь каждый день потоки сутей

      меня пытаются развеять.

      Ведь облако – мое сознанье.

* * *

      Мы тело не возьмем с собой.

      Оно останется и, глиняное, сгинет.

      На нас иное веянье нахлынет,

      и мы уйдем в иного моря бой.

      Лишь тело называем мы судьбой.

      Печальное, оно совсем не знает,

      где нас оставит и куда доставит.

      Но что-то в нас его тихонько славит

      за кроткое истаиванье жил.

      Я в дрожи внетелесной тихо жил.

      И в этом промежутке все успехи,

      укромные, чуть слышимые вехи.

      Расстаться с телом надо не спеша.

      Оно уходит в каждой ночи молчи.

      Телесное дыханье тем короче,

      чем глубже забирается душа.

* * *

      Какое в снах благоговенье!

      Я помню, пайву нес с брусникой.

      Из книг отцовских дуновенье

      дышало темной сагой лика.

      И лес уральский, где морошка

      и мох, что пахнет первобытно,

      сливались с парковой дорожкой,

      где мысль веков дышала скрытно.

* * *

      Где вотчина для берега и края?

      Вот кто-то в землю сник.

      Мы разве исчезаем, умирая,

      А не меняем лик?

      Мы краем движемся и чуем кромку,

      Наш