Всадник. Неудачники. Две книги из собрания Василия Молодякова. Сергей Спасский

Начинают. – Сядьте же!

      Клянусь, Офелии милее

      Я после не знавал и сам.

      Как шли к волнистым волосам,

      О, нет, не лилии – лилеи.

      И угловато-робкий жест

      Рук загорелых, – чуть неловкий.

      За этой худенькой головкой

      Мы, не дыша, следили с мест.

      Когда ж запела… В тонком звоне

      Протяжных слов – простая боль.

      Мы били яростно в ладони.

      Мой бедный Лугин. Скомкав роль,

      В смешном костюмчике, с горячим

      Лицом, измазан гримом, в сад

      Сбежал, где липы шелестят.

      Нет, он не разразился плачем.

      Но Тютчев прав.

      И кто же вновь,

      Борясь, «в избытке ощущений

      Не ведал ваших искушений,

      Самоубийство и любовь».

      Но после пьесы…

      – Строг порядок

      В обслуживаньи дачных муз. -

      И обязательный припаток -

      Дивертисмент.

      На всякий вкус

      Таланты прорывались разом.

      Один комическим рассказом

      Взбодрит. А тот – мастак большой

      По части пения «с душой».

      Девицы – ленточки, румянец

      Во всю щеку, стан строен, крут -

      Такой малороссийский танец,

      Что только рябь в глазах, – загнут.

      И Лугин? Он-то что? Его ведь

      В афишке нету. Вот сюрприз.

      Каким молебном славословить

      Богинь искусства вышел.

      Вниз

      Глаза опущены. У стула

      Стал. После вскинул в потолок

      Лицо. Читает. Чуть сутуло

      Склонен. Стихи. Какие? – Блок.

      Так в омут прыгают с размаха,

      Бросаются в горящий дом.

      Ему сегодня не до страха.

      Он гиб. Все сотрясалось в нем.

      И не слова, но звонкий молот

      Бил в горле.

      Сбоку на скамью

      Марина села.

      – Жизни холод

      Увел Офелию мою. -

      И, право, слышал он едва ли,

      Как мы шумели, вызывали,

      Он не искал наград у нас,

      С Марины не спуская глаз.

      Уже белело утро. Баржи

      По стали светло-серых вод

      Влачил лениво пароход.

      За эту ночь он вырос, старше,

      Живее стал.

      Волна в песке

      Чуть лепетала пенной кромкой.

      И бой колес тугой и громкий

      Раскатывался по реке.

      К чему подробности. Он шалым

      Ходил недели полторы.

      Но поезд, грохоча по шпалам,

      Ее увлек. Конец игры.

      О, яркость летнего спектакля,

      Ты тускнешь. Время-бутафор

      С подмостков выметает сор.

      Не кудри Гамлета – а пакля,

      Не Дания, а волжский плес.

      И далее, не знаю, кстати ль

      Сравненья множить без конца,

      Но перед ним не тень отца,

      А выцветший преподаватель

      Латыни…

      Значит, надо мне

      Телеграфировать жене.

      Но что за путаница в датах!

      Однако,