Аккорд. Александр Солин

что и сама не очень сопротивлялась… А потом приходила к нему еще несколько раз, и мы с ним этим занимались…"

      И тут я все понял. Меня обдало волной жаркого, срамного стыда. День вдруг разом померк, а к горлу подступила равнодушная тошнота.

      "Перед армией сказал, чтобы я его ждала и что когда вернется, то женится на мне… Ну, в общем, вот так…" – проникали в меня словно сквозь вату ее слова.

      Оглушенный громом признания, я сидел с окаменевшим лицом, отгоняя воображение от смутной тени мужчины, который занимался с ней тем же, чем и я.

      "Я так и знала, что все так кончится…" – всхлипнула она, и голова ее поникла.

      Мне пора было что-то сказать, но тупое, безжизненное разочарование опечатало мой рот. Натали сидела рядом, отвернувшись и тихо всхлипывая. Молчание затянулось, и казалось, еще чуть-чуть, и оно станет красноречивее слов. И я сказал:

      "Но у тебя же первый раз была кровь…"

      "Была… – эхом откликнулась Натали и громко всхлипнула. И вдруг упала рядом со мной на колени, обхватила меня, неудобно прижалась и заплакала в голос: – Юрочка, миленький, родненький прости меня, пожалуйста, прости, я тебя обманула, это были месячные! Я не хотела, чтобы ты знал! Я же никогда не любила этого проклятого Лешку, я только тебя люблю, тебя одного!.." – и дальше сплошной бабий вой – тоненький и безнадежный.

      Я поднял ее и повел, безутешную, в мою комнату. Там впервые раздел ее, уложил, лег рядом и прижал к себе. Ощутив на груди горячую влагу, сказал:

      "Не плачь. Ты сегодня же переедешь к нам"

      Она затрясла головой:

      "Нельзя!"

      "Почему? Почему нельзя?"

      "Нельзя…" – тихо и печально ответила она.

      Я добрался до ее скорбного лица и, глядя в него, воскликнул:

      "Почему – нельзя? Ведь я тебя тоже люблю!"

      Так я впервые огласил великое чувство, обозначив им то огромное и нежное, что с трудом вмещалось во мне. Покрыв горячечными поцелуями любимое мокрое лицо, я проник в Натали, и она, глядя на меня с лихорадочным блеском, попросила:

      "Юрочка, прошу, кончи в меня!"

      Я не послушался и сделал по-своему. Ребенок? Да, я не против, но показывать пальцем будут на нее.

      "Ну, зачем, зачем ты меня не послушал…" – бормотала она, подбирая и запихивая в себя то, что я выплеснул ей на живот.

      "Натка, глупая, не надо!" – пытался помешать я.

      "Нет, надо!" – опечатала она ладошкой горлышко.

      Ну и ладно, вдруг смирился я и стиснул мою неразумную любовь. Волосы ее пахли полынью и мятой.

      "Ты меня правда любишь?" – бормотала Натали.

      "Очень!" – отвечал я.

      "Ты же меня не бросишь с ребеночком?"

      "Никогда!"

      Во второй раз она обхватила меня руками, ногами, прилипла бедрами и велела:

      "Кончай, теперь уже все равно…"

      Я отпустил вожжи и поскакал прямо в пропасть. Потом она гладила меня, обмякшего, и бормотала то, что потом бормотали все мои женщины:

      "Ты мой самый родной, самый любимый, самый единственный…"

      Уходя, она сказала:

      "Не приходи пока, потерпи несколько дней, я