Рецепт Екатерины Медичи. Елена Арсеньева

томе своих сочинений, о котором мы уже говорили. Однако там было больше намеков, чем конкретных рекомендаций. Подлинный «рецепт» он открыл Екатерине. И назначил день, когда надобно готовить сие лекарство: 24 августа 1572 года. Накануне сего дня во Франции и разразилось событие, известное в истории как Варфоломеевская ночь. Оно было первым шагом по исполнению рецепта Гаурико. Однако окончательного решения добиться так и не удалось: король Карл IX, испугавшись, что чернь, раздразненная пролившейся кровью, выйдет из повиновения, остановил бойню, в которой сначала сам принимал живейшее участие. Этим он подписал себе смертный приговор, и Екатерина, давно мечтавшая видеть на французском троне своего второго сына, Генриха Анжуйского, быстренько приложила руку к уничтожению слишком слабого, с ее точки зрения, но законного короля Карла. Однако время уже было упущено, так что Екатерине оставалось только сокрушаться, что количество умерщвленных гугенотов не достигло требуемого числа и рецепт Гаурико остался не воплощенным в жизнь.

      – Господи, – с отвращением произносит Марика. – Какое счастье, что этот рецепт утерян!

      – Почему вы так думаете? – искоса взглядывает на нее профессор. – Он существует! То есть бумажка с непременной перечеркнутой буковкой R в верхнем углу[6], может быть, и не сохранилась, однако существует человек, который вполне мог бы этот рецепт заполучить, если бы только захотел. Он хранит его в глубинах своей памяти, только не отдает себе в том отчета…

      – Как так? – озадачивается Марика. – Я не понимаю. Вы хотите сказать, рецепт спрятан в каких-нибудь старых бумагах, а человек, о котором вы говорите, не может его найти?

      Торнберг вновь косится на нее – на сей раз лукаво – и говорит:

      – Ага, я тоже зацепил вас, как Гаурико – Екатерину Медичи? Зацепил вашу ахиллесову пяту – женское любопытство? Ну так позвольте еще немного поинтриговать вас, милая Марика.

      Он берет карандаш, вытаскивает из середины рукописи чистый лист бумаги, мгновение размышляет, а потом вдруг начинает рисовать какие-то фигурки и знаки, причем делает это так же легко и просто, как если бы писал набор фраз по-немецки, и даже не готическим шрифтом, а обычной скорописью.

      – Как легко у вас это получается! – в восторге восклицает Марика.

      – Знаете, что сказал однажды Бетховен, когда кто-то восхитился той скоростью, с какой он испещряет страницу нотными знаками? «Я бы скорее написал десять тысяч нот, чем одну страницу буквами!» – вот что сказал композитор, – не отрываясь от работы, улыбается Торнберг. – С нотами у меня нелады, слуха нет никакого, однако криптография – одна из тех специальностей, в которой я кое-что смыслю.

      На листке возникают новые и новые знаки. Марика видит фигурку лежащего человека – однорукого и одноглазого, чей живот перечеркнут крест-накрест, видит знаки, похожие на птиц, непонятный крючок, что-то

6

Так в старину врачи помечали рецепты.