Рецепт Екатерины Медичи. Елена Арсеньева

станет побудительной причиной для новых поисков утраченного и никому не известного рецепта, который, очень может статься, был просто мстительной усмешкой лукавого Гаурико в сторону Екатерины Медичи. Но вы ищите, ищите. Ибо сказано в Писании: «Ищите – и обрящете, толцыте – и отверзется вам!»

      И Торнберг снова направляет луч своего фонарика на исписанную страницу, снова принимается делать в ней какие-то пометки. Рудгера Вольфганга Хорстера для него словно бы не существует больше!

      Марика бросает взгляд на лицо своего случайного спутника. Даже в блеклом, синеватом свете профессорского фонарика видно, как взволнован Хорстер. Такое ощущение, что он с трудом сдерживается, чтобы не схватить профессора за грудки, не приподнять его над шезлонгом и не начать трясти изо всех сил, чтобы тот не выдержал и сказал, сказал…

      Да что это с ним?!

      Хорстер, который мгновение назад возвышался над спокойно читающим профессором этаким олицетворением ярости, внезапно сникает. Прижимает руку к сердцу, потом хватается за горло и вдруг тяжело, мешковато опускается прямо на бетонный пол.

      – Что с вами? – испуганно вскрикивает Марика. – Герр профессор, вы только посмотрите!

      Торнберг не вскрикивает, конечно, однако он отрывается от рукописи и тоже смотрит на Хорстера. Смотрит с любопытством, без особой тревоги.

      – Мне нужен врач, врач… – бормочет Хорстер. – Скорее… Сердце! Я задыхаюсь.

      Он откидывает голову. Серая шляпа катится прочь, светлые, аккуратно зачесанные назад волосы разметались по лбу, губы жадно ловят воздух, грудь толчками поднимается и опускается…

      – Вы умеете считать пульс, фрейлейн? – спокойно спрашивает профессор.

      – Да при чем тут пульс?! – восклицает Марика. – И так видно, что ему плохо!

      Она взглядывает на Торнберга, это олицетворение равнодушного интеллекта, с нескрываемой неприязнью и кричит, обернувшись к слабо различимым силуэтам, рассеянным по платформе:

      – Есть здесь доктор? Кто-нибудь понимает в сердечных болезнях?

      Мгновение тишины, а потом рядом с Марикой раздается голос:

      – Что случилось, фрейлейн? Кто здесь нуждается в медицинской помощи?

      Какое счастье, что он оказался так близко, этот высокий человек в мешковато сидящем, коротковатом ему плаще! Он не слишком-то похож на доктора, однако это еще ни о чем не говорит. «А ты что, – одергивает себя Марика, – хотела бы, чтобы он спустился в бомбоубежище в белоснежном халате и с медицинским саквояжем в руках?» Изящно-небрежный Бальдр фон Сакс тоже вовсе не похож на человека, который считается вторым в Германии ночным летчиком-истребителем, на счету которого уже шестьдесят три сбитых английских и американских бомбардировщика. К примеру, он не единожды позволял себе идти в полет не в летчицком реглане, а в неформенной одежде. Как-то раз даже в плаще, надетом поверх смокинга, и легких лаковых полуботинках, в которых весь вечер вальсировал!

      – Вот, взгляните, – Марика указывает на лежащего Хорстера, и доктор склоняется над ним. Тут Марика