Пикник на обочине. Счастье для всех. Дмитрий Силлов

чувствительно, но в общем терпимо приложился лопатками об землю. Ничего, переживем, бывало и хуже.

      Проморгавшись после кромешной темноты, я смог оценить окружающий пейзаж, кстати, довольно унылый.

      Прямо передо мной торчала пулеметная вышка. Под ней – типичный советский контрольно-пропускной пункт, коробка из красного кирпича с окнами, забранными решетками. Перед коробкой дорогу перегораживал бруствер, сложенный из мешков. Хочешь проехать, изволь малым ходом съехать с дороги и трюхать себе по обочине. Понятное дело, ежели большое начальство пожалует, мешочный бруствер солдатики мигом раскидают, будто ничего и не было. Да только начальство редко в Зоне появляется, боится радиации, мутантов, явлений всяких гадостных типа того же «жгучего пуха» или «ведьмина студня». А еще сталкерскую пулю словить опасается. И еще неизвестно, чего больше.

      За КПП виднелись довольно мощные сварные ворота, на одной из створок которых кто-то криво присобачил бело-синий дорожный знак со стрелками и двумя надписями: «Страхолiсся» и «Чорнобиль». Та, что «Страхолiсся» указывала прямо, та, что «Чорнобиль» – налево, и при этом явно врала. Карта Зоны у любого сталкера в голове сидит накрепко. Таблицу умножения наш брат вспоминает, лишь когда хабар перекупщику сдает, а вот что где в чернобыльской Зоне отчуждения находится, это мы помним круглосуточно.

      Значит, это КПП перед въездом в поселок «Страхолесье». Говорящее название… Много про это место слухов поганых ходило среди сталкерского люда, а вот что творится за усиленным армейским кордоном на юго-востоке от Чернобыля, доподлинно не ведал никто. Зато все знали точно – проще среди бела дня открыто пройти в Зону через КПП Дитятки, поплевывая на блестящие гуталином сапоги начкара и его пристяжи, нежели ночью просочиться на запретную территорию в районе Страхолесья. Пропадали там люди, даже плененные в Зоне военными патрулями. Поехал конвой на юго-восток, значит, считай, никто и никогда больше не увидит взятого под белы ручки сталкера-арестанта. Ни писем из тюрьмы не будет, ни на запросы официальные о судьбе преступника никто не ответит. Был человек – и нет человека. Вот такие дела.

      – Спасибо, Жила, удружил, – сказал я, после чего собрал во рту побольше вязкой слюны и смачно плюнул в морду торговца.

      Тот довольно ловко уклонился от плевка, занес было ногу, чтоб отвесить мне пинка, но передумал. В сторону его драндулета с пристегнутым трейлером направлялись четверо молодцев в камуфляжах и при автоматах. Я сразу отметил: камуфла на всех была новая, автоматы тоже «с нуля». И пулемет на вышке – не ПКМ занюханный до невозможности, а самый натуральный «Печенег», причем без малейшей царапины на стволе, можно сказать, только со станка. Все это я разглядел абсолютно точно, снайпер я или где?

      Пока четверка вояк неспешно направлялась к нам, Жила загодя согнул спину в полупоклоне, а Ильюша куда-то ненавязчиво смылся от греха подальше. Мутант – он и в Африке мутант, их нигде не любят, даже в местах, где у военных с барыгами все схвачено и проплачено.

      – Здорово, Жила, – лениво