Жернова времени. Константин Кураленя

убить на земле жизнь. Но глядя в её счастливые глаза, я переступаю через все свои табу:

      – И я люблю тебя, девочка.

      И не важно, что это не так. В такой момент всё сказанное не важно. Любовь и война, любовь и смерть – вот что имеет в данный момент значение.

      Вера теснее прижимается ко мне. Её горячее дыхание обжигает мне шею.

      – Как быстро летит время, – говорит она, – как бы хотелось научиться останавливать время, когда этого очень хочется. Растягивать его за счёт времени, потраченного впустую?

      – Ты ещё совсем ребёнок… Зачем тебе война?

      – Вовсе нет, – обиженно надувает она губки. – Мне уже девятнадцать… Через два месяца будет.

      И чтобы доказать своё право на взрослость, Вера делает со мной всё, что хочет. В какие-то моменты в глазах юной искусительницы просыпается снисходительность, накопленная опытом всех женских поколений. Она прекрасно осознаёт власть женского начала над мужским. И это осознание превосходства доводит её до оргазма. Она бьётся в моих руках, словно раненая птица. И наконец удовлетворённо затихает на моей груди.

      – Так вот что такое любовь, – шепчет она сонным голосом, – теперь мне ничего не страшно.

      «Прости меня, Господи, за обман», – повторяю и повторяю я про себя. И слышу голос другой женщины:

      «Это не обман… Мятущаяся душа в минуту растерянности и страха нашла успокоение у тебя на груди. Никто не посмеет упрекнуть тебя во лжи…»

      – Жора, вставай, тебе пора! – слышу я голос девушки с таким простым, но многоговорящим именем Вера.

      «…Вера, вот что необходимо нам всем в трудном пути познания жизни», – приходит на ум известная истина.

      «А ещё надежда и любовь», – ухмыляется внутренний голос. Но я его уже не слушаю, а, стараясь не тревожить рану на руке, натягиваю гимнастёрку.

      «Вот и всё, – думал я по пути в госпиталь, – остался ты совсем один». Но, судьба распорядилась иначе.

      После обеда ко мне в палату ввалился… Кто бы вы думали? Старший лейтенант Егоза!

      – Что, герой-орденоносец, а не залежался ли ты тут на казённых харчах? – громогласно, как всегда, протрубил он.

      – Товарищ старший лейтенант! – Удивлению моему не было предела.

      – За пополнением приезжал, – присаживаясь на край пустующей Пашкиной кровати, ответил он. – Приказ получил сформировать группу для выполнения особых заданий. Вспомнил, что ты где-то тут поблизости прохлаждаешься. Дай, думаю, заеду, поинтересуюсь, всю ли ты совесть пролежал или чуток осталось?

      – Через два дня выписка, – ответил я, переждав поток его многословия.

      – А сегодня! Если ко мне пойдёшь, слабо? – пытливо посмотрел на меня Егоза.

      – А как же ребята?

      – Сдалась тебе эта железяка! Ты ведь, Жора, прирожденный разведчик.

      Я призадумался. Действительно, прав Егоза, я был диверсантом по воинской профессии и авантюристом по складу характера. И в танкисты я попал не по своей воле, а по велению «сверху». Что теряю? Да ничего!

      – Между